Теоретические основы работы. Теоретические основы работы Методы полевой лингвистики

Полевой лингвистикой называется «комплекс лингвистических методов, направленных на самостоятельное творческое (а не ученическое — по грамматикам и учебникам) изучение и описание живого языка, не являющегося родным для исследователя» . С ситуацией полевого исследования мы имеем дело, когда лингвист описывает язык, на котором он, во всяком случае в начале исследования, не умеет говорить и которым практически не владеет, наблюдая за речью говорящих на этом языке в естественной речевой среде.

Данные, полученные с помощью методов полевой лингвистики, имеют два важнейших приложения. Во-первых, они имеют большой теоретический интерес: с их помощью можно строить и верифицировать модели межъязыкового варьирования, которые предсказывают, что может и что не может встречаться в языках мира. Во-вторых, полевые лингвистические исследования- единственный способ описывать и документировать вымирающие языки: составлять грамматики, словари и базы данных текстов, аудиозаписей. Эта задача в наши дни более чем актуальна: в мире существует около 7 тысяч языков, весьма вероятно, что к концу века их останется не больше сотни.

Из истории полевой лингвистики Франц Боас (Franz Boas), основатель американской школы антропологии и одновременно дескриптивистского направления лингвистики (Википедия, Канадский музей цивилизаций) Одни из первых полноценных лингвистических описаний появились в Греции в I тысячелетии до н.э. Они создавались для решения конкретных практических задач, главной из которых была задача обучения. Речь не идет об обучении материнскому языку: задача научиться читать и писать на родном языке, хотя являлась первичной (в Греции до эпохи эллинизма грамматиком называли просто учителя чтения и письма), не требует изучения системы языка. Однако когда в эпоху эллинизма греческий язык стал языком культуры и делопроизводства в ряде государств, возникла потребность в обучении чужому языку и в связи с этим — в изучении этого языка. Не случайно, что центром греческой традиции стала не Греция, а далекая от нее Александрия, где греки были пришлым населением.

До XVIII века европейские ученые обращались исключительно к данным древних и современных им европейских языков, изредка- к древнееврейскому. Однако теперь сфера их лингвистических интересов существенно расширилась, они заинтересовались и «экзотическими» языками. Это связано с активной миссионерской и естествоиспытательской деятельностью в России и в европейских колониях в XVIII и — особенно — в XIX веке. В 1786—1791 годах вышел четырехтомный словарь П.С. Палласа, включавший данные 276 языков, в начале XIX века появился «Митридат, или Всеобщее языкознание» И.Х. Аделунга, с комментариями И.С. Фатера, включавший в себя сведения о нескольких сотнях известных к тому времени языков; к нему был приложен перевод молитвы «Отче наш» почти на 500 языков. Однако ни миссионеры, ни естествоиспытатели, занимавшиеся сбором языковых данных, не являлись собственно профессиональными учеными-языковедами, они преследовали совершенно иные цели: в первую очередь перевод Библии на языки коренных народов колонизуемых территорий. Профессиональные лингвисты в то время предпочитали пользоваться добытыми миссионерами сведениями для решения задач сравнительно-исторического языкознания, о полевой лингвистике как таковой они пока не помышляли. А.Е. Кибрик обрабатывает материал. Фото отделения теоретической и прикладной лингвистики МГУ (hTTP://darWin.Philol.msu.ru) Сравнительно-исторические исследования занимали господствующее положение в лингвистике вплоть до начала XX века, когда в США стали популярны антропологические исследования индейских народов, которые включали в себя описание языка, что способствовало формированию нового лингвистического направления — дескриптивизма. Период господства дескриптивизма в американской лингвистике был чрезвычайно плодотворным в отношении производства языковых описаний и развития полевой лингвистики вообще. При этом требовалось реформирование лингвистического метода, поскольку традиционные методы оказались непригодны для новых целей. Это связано с тем, что, во-первых, теперь во главу угла встала проблема описания синхронного состояния языка, тогда как раньше ученых в основном интересовали диахронические исследования. Во-вторых, возникли новые фундаментальные проблемы, такие, как необходимость создания объективной процедуры членения текста на слова. Кроме того, стала очевидной неуниверсальность лексических категорий, в частности невозможность установления соответствия между словами на индейских языках и их переводами на европейские языки (что привело к формированию гипотезы лингвистической относительности Сепира-Уорфа), а также возникла проблема неунивер-сальности грамматических категорий.
Памир, 1969 год. Запись текста. в центре - А.Е. Кибрик, справа - В.И. Беликов. Фото отделения теоретической и прикладной лингвистики МГУ (http://darwin.philol.msu.ru) Революционным в методологическом отношении стало появление нового участника лингвистического исследования -информанта, ранее мало привлекавшего внимание (из-за этого, в частности, невысокий уровень имело большинство миссионерских грамматик). Работа с информантом способствовала решению более широкой задачи — созданию строгих и проверяемых процедур описания языка, применимых к любому материалу, включая и родной язык исследователя.

Примерно в то же время, в 1920−30-е годы, в СССР проводилась активнейшая языковая политика, так называемое языковое строительство. Поскольку советское государство формировалось как система иерархически упорядоченных национальных образований, в пределах которых официальные функции должен был выполнять язык соответствующего народа, необходима была обширная работа по нормификации языков, написанию грамматик, словарей, учебных пособий, а также, разумеется, работа по устранению неграмотности. В начале 1920-х годов повсеместно проводился курс на «коренизацию» всех партийно-государственных структур, т. е. на максимально широкое вовлечение в административную деятельность местного населения. Предполагалось, что русское население нацреспублик постепенно освоит местные языки, а партийные функционеры просто обязаны были это сделать. Активную роль в языковом строительстве играли Е.Д. Поливанов и Н.Ф. Яковлев. Органом, осуществлявшим работу по языковому строительству, был существовавший в 1925−37 годах Всесоюзный центральный комитет нового алфавита. Под его эгидой на высоком научном уровне было составлено около 80 алфавитов для языков народов СССР, помимо этого публиковались грамматики и словари языков. В конце 30-х годах, однако, не без влияния академика Н.Я. Марра, работа по языковому строительству была в значительной степени свернута.

В конце XX века формулируется новая задача полевой лингвистики — фиксирование данных вымирающих языков. Вначале имелся в виду лишь фундаментальный аспект — ценность этих данных для самой лингвистической науки. Сегодня всё чаще рассматривают этическую сторону вопроса: сохранение языкового разнообразия подается широкой лингвистической и нелингвистической общественности как безусловное благо. Более того, нередко утверждается, что практическая задача описания малых языков и спасения их от вымирания имеют несомненный приоритет перед разработкой теоретической проблематики и что именно этого типа работ от лингвиста требует общество^]. Кроме того, новый взгляд на полевую лингвистику влечет за собой также изменения в методологии: в учебниках появляются разделы, посвященные этике полевых исследований, информант перестает быть объектом-поставщиком языковых данных и рассматривается как человеческое существо со сложной психикой и зачастую непредсказуемыми реакциями, к которому необходимо найти правильный подход. Примечательно также, что впервые встает вопрос об обратной связи с этническим сообществом, чей язык изучается. Отныне лингвист не должен ограничиваться сбором материалов и публикацией грамматики, едва ли понятной непрофессионалу, но и сделать что-то для сообщества: написать учебник, словник, организовать обучение языку и т. п. Местные жители всей деревней помогают искать материалы для словаря. Фото автора Немного о методологии

Полевая лингвистика по методологии близка к естественным наукам: данные для анализа получаются с помощью наблюдения и эксперимента. Наблюдение заключается в сборе спонтанных текстов на языке: сказок, историй из жизни, диалогов. Оно позволяет получить языковой материал, заведомо встречающийся в естественной речи, однако существенным недостатком являются неконтролируемость и неполнота данных; например, чтобы собрать словоизменительные парадигмы всех слов, нужен очень большой корпус текстов. Эксперимент заключается в обращении к «генератору» данных на языке-объекте исследования, т. е. к информанту, который является средством получения информации заданного исследователем вида. Однако поскольку мы имеем дело с двумя человеческими существами, исследователем и информантом, чрезвычайно трудно «очистить» эксперимент от проявления интерференции различного рода и человеческого фактора вообще. Например, существует проблема различий в социальном положении и языкового престижа языка-посредника, когда информант подстраивается под речь исследователя, особенно при прямых вопросах (например, после вопроса «Как Вы произносите слово Х?» можно ожидать ответа «Точно так же, как Вы»).

В отличие от этнографа лингвист не обязан уезжать в «поле» надолго. Время, потраченное на работу с информантом, напрямую коррелирует с количеством получаемого материала, поэтому ученые проводят в «поле» раз в год от 2 недель до 2 месяцев, во время которых они набирают достаточное количество данных для анализа, а остальное время обрабатывают и анализируют полученный материал. При анализе, как правило, возникают уточняющие вопросы, которые лингвист задает на следующем этапе. В среднем для написания грамматики требуется около пяти лет, грамматический очерк можно написать за год, съездив в одну экспедицию, — срок во многом зависит от степени изученности языка и языковой семьи, — при этом монументальный труд, включающий словарь, подробную грамматику и корпус текстов, может занять всю жизнь.
1-я ненецкая экспедиция, 2003 год. Пос. Иельмин Иос Иенецкого АО. Работа с информантом: М. Иванов и Елена Егоровна. Фото отделения теоретической и прикладной лингвистики МГУ (http://darwin.philol.msu.ru) Как правило, местные жители хорошо принимают ученого-лингвиста, особенно если он умеет изъясняться на изучаемом им языке и не углубляется в тонкие вопросы, вроде секретных языков, табуированной лексики или религиозной жизни. Социальный престиж народа в глазах соседей и в глазах представителей администрации связан с престижем языка, который может сильно вырасти после публикации грамматики: язык приобретает официальный статус, поэтому народ может претендовать на определенные политические права. В целом характер общения лингвиста с местными жителями сильно зависит от их традиционного отношения к европейцам вообще, и к определенной стране в частности. Так, отношение жителей бывших колоний к представителям метрополии нередко отрицательное. Случаются и крайности: однажды подозрительные жители одной гвинейской деревушки заключили русского лингвиста в тюрьму, заподозрив в шпионаже, как только тот достал карту местности, намереваясь изучить диалектный состав языка, — впрочем, к счастью, вскоре выпустили.

Мария Хачатурьян,
Институт языкознания РАН,
Институт восточных языков
и цивилизаций (INALCO, Франция)

При подготовке материала использовались следующие работы :

1. Кибрик А.Е., Методика полевых исследований (к постановке проблемы), Москва: Изд-во Московского университета, 1972.

2. Lehmann Ch. Documentation of endangered languages. A priority task for linguistics. Contribution to: International Conference "Linguistics by the End of the XXth Century" 1.-4.2.1995, Moscow, abstract.

3. Алпатов В.М., История лингвистических учений. Учебное пособие. Москва: Языки славянских культур, 2005.

лингвистическая дисциплина, разрабатывающая и практикующая методы получения информации о неизвестном исследователю языке на основании работы с его носителями. Полевая лингвистика неявным образом противопоставлена «кабинетной», для которой источником данных являются либо языковая интуиция самого исследователя, являющегося носителем изучаемого языка или по крайней мере хорошо им владеющего, либо обширный корпус текстов на изучаемом языке, о котором опять же известно достаточно много для того, чтобы изучать его без обращения к суждениям его носителей. Само название «полевая лингвистика» образовано с оглядкой на исследовательскую практику дисциплин, занятие которыми предполагает «выезд в поле»; среди гуманитарных дисциплин таковыми прежде лингвистики стали фольклористика и культурная антропология; исторически полевая лингвистика во многом сформировалась под сильным влиянием последней или просто в ее рамках – достаточно упомянуть о том обстоятельстве, что классики лингвистической науки 20 в. Э.Сепир и Б.Уорф были одновременно выдающимися антропологами, а классики антропологии Б.Малиновский (1884–1942) и Ф.Боас внесли значительный вклад в науку о языке.

На земном шаре существует более шести тысяч естественных языков. Точное их число до сих пор неизвестно, во-первых, из-за вечной проблемы разграничения языков и диалектов и, во-вторых, из-за неполноты наших знаний о многих из них (см. также ЯЗЫКИ МИРА). Интересно, что в периодически обновляющемся международном издании Ethnologue. Languages of the World число зафиксированных языков растет от издания к изданию. В 11-е издание (1988) включена информация о 6170 языках, а в 14-м (2000) их уже 6809.

Языки разительно отличаются друг от друга по ряду социальных параметров. К важнейшим из них относятся:

1. Численность говорящих. Всего десяток крупнейших языков имеет более 50 миллионов говорящих каждый; еще примерно на сотне языков говорит более миллиона человек. Число языков, на каждом из которых говорит менее пяти тысяч человек, исчисляется тысячами, а на многих сотнях говорит всего по нескольку человек.

2. Функциональные стили. Ряд языков используется во всех функциональных стилях, имея литературную норму (литературный язык), обеспечивая общение в хозяйственной деятельности, науке, религии, политике, делопроизводстве, суде, образовании, в средствах массовой информации, а также в семье и повседневной жизни. Другие языки имеют более узкий круг функций, а абсолютное большинство используются только в сфере бытового общения.

3. Социальный статус. Одни языки имеют статус государственного языка и соответствующую государственную поддержку, другие являются языками межнационального общения в определенном географическом ареале, третьи используются только отдельным этносом.

4. Наличие письменности. Некоторые языки имеют письменность в течение многих веков, а то и тысячелетий, огромное количество письменных текстов, отражающих длительный путь их существования и развития; другие являются младописьменными, получившими письменность лишь в новейшее время; большинство же языков поныне являются бесписьменными, существуя только в сфере устного общения.

5. Перспектива выживания. Известно, что языки не только возникают, но и умирают. Лишь за последнее столетие человечество потеряло несколько сот языков, некоторые из них лингвисты успели описать. В современную же эпоху глобализации информационных процессов вопрос о выживаемости языков приобретает драматические очертания. По оптимистическим прогнозам к концу 21 в. сохранится только 25% нынешних языков, по пессимистическим – всего 5%.

Неравноправие языков усугубляется различной степенью их изученности. На одном полюсе находятся языки, имеющие длительную традицию их изучения, являющиеся объектом профессиональной лингвистической деятельности огромного числа специалистов, а на другом – множество языков практически неизученных, имеющих в лучшем случае одну-две публикации по частным вопросам их структуры. Такое неравноправие не является случайным, оно отражает социальную значимость различных языков. Однако имеется и другой аспект – важность конкретного языка для лингвистической теории. И с этой точки зрения нет языков важных и второстепенных, все языки в равной степени интересны для науки. Поэтому отсутствие адекватных описаний абсолютного большинства человеческих языков, особенно в свете нависшей реальной угрозы существованию большинства из них, ставит вопрос об описании в ряд наиболее актуальных для лингвистики.

В лингвистике сложилась практика описания, при которой исследователь языка чаще всего является одновременно и его носителем: он владеет им как родным (или, в крайнем случае, как приобретенным) языком. Техника описания «освоенных» языков существенно опирается на наличие неограниченного количества письменных текстов, с одной стороны, и возможность привлечения метода «интроспекции» (использования исследователем себя как эксперта по построению и интерпретации языковых выражений данного языка) – с другой. И того и другого при изучении «слабоописанного» языка исследователь лишен. Доступ к языку возможен лишь при обращении к языковой компетенции носителя языка, что и обеспечивается полевой лингвистикой.

Полевая лингвистика начала формироваться в 19 в., когда лингвисты обратились к не изученным ранее языкам различных районов мира. В России пионерами полевой лингвистики были П.К.Услар, интенсивно изучавший языки Северного Кавказа, и В.Г.Богораз (1965–1936), исследовавший языки Дальнего Востока. В США в конце 19 в. Ф.Боас заложил основы полевых исследований языков североамериканских индейцев, имевших огромное значение для формирования в дальнейшем дескриптивной лингвистики.

Во второй половине 20 в. полевые исследования охватили значительное количество языков на всех континентах; в СССР объектом полевой лингвистики в той или иной степени стали практически все языки.

Полевая лингвистика является частью описательного языкознания, отличаясь от нее наличием ряда специфических методов.

Прежде всего, полевая лингвистика, являясь экспериментальной областью знания, использует специальные методы извлечения лингвистической информации. Полевая лингвистика неразрывно связана с человеком-носителем языка, который является посредником между исследователем и языком. Исследователь получает все сведения о языке посредством активного взаимодействия с тем, кто владеет данным языком как родным и служит для исследователя экспертом, знания которого о языке исследователю необходимо извлечь (такой носитель языка называется обычно информантом/переводчиком). Обычно информант не имеет никакой специальной подготовки и является неискушенным носителем языка. А именно, он обладает способностью к языковой деятельности, и источником сведений о языке для исследователя являются продукты его языковой деятельности. При этом задача исследователя – эффективно воздействовать на языковую деятельность информанта. В нормальных условиях языковая деятельность осуществляется говорящими спонтанно, и продукты спонтанной речи – наиболее объективные данные о языке. Создание условий, максимально приближенных к естественным, оптимально, но не всегда осуществимо. Даже магнитофонная фиксация речи заставляет говорящего контролировать свою языковую деятельность, и желательно, чтобы он не замечал записи (это достигается при длительной работе с включенным магнитофоном).

Однако фактов спонтанной речи для систематического изучения языка совершенно недостаточно, и в полевой работе преобладает активный метод целенаправленного интервьюирования по определенной программе. Информант не должен быть вовлечен в профессиональную сторону интервью, перед ним стоит задача отвечать на вопросы исследователя, направленные на получение нужных языковых данных. Это может быть перевод с языка-посредника (на котором общаются исследователь и информант), определение правильности языковых выражений, предлагаемых исследователем, сравнение языковых выражений с точки зрения различий в их значении и многие другие типы интервьюирования.

Для разных видов работы к информантам предъявляются разные требования. В одних ситуациях важной является способность к порождению повествовательных текстов, в других – умение организовать диалог и вовлечь в него другого информанта, главного испытуемого, в третьих – иметь языковую интуицию и способность актуализовать внеязыковой контекст, естественный для данного языкового выражения, особенно при установлении точных значений близких по смыслу языковых выражений. Для рядового носителя языка работа информантом является необычным видом языковой деятельности, поэтому наиболее ценная способность информанта – его научаемость, а также терпение и отсутствие чувства «языкового престижа» (во всех случаях затруднения с ответом не пытаться сохранить престиж знатока языка).

Учет «человеческого фактора» является залогом успешной работы. Информант – не автомат по производству языковых выражений, а живой человек со своими настроениями, эмоциями, интересами, амбициями, знаниями и убеждениями, естественными человеческими слабостями и уникальным сочетанием способностей. Все это необходимо учитывать и стремиться развить интерес к данной работе, темп которой должен быть оптимальным, не переутомляя и не расслабляя информанта. В процессе работы обучаются как информант, так и исследователь.

Эффективная полевая работа предполагает не просто фиксацию языковых данных, но извлечение из них лежащей в их основе языковой структуры. Это требует использования в зависимости от конкретной цели исследования различных методов обнаружения грамматических фактов (как иногда говорят, открытия грамматики). Наиболее продуктивными являются следующие технологии: перевод с языка-посредника на язык-объект (в исходном языковом выражении, которое предлагает исследователь, содержатся такие компоненты смысла, оформление которых интересует исследователя), парадигматический метод опроса (выявляются парадигматические отношения между языковыми выражениями языка-объекта, например различными грамматическими формами какого-либо слова), метод подстановок (замена в исходном высказывании одного элементарного смысла), перекрестный метод (вопросы задаются в разброс с целью подавить нежелательные связи между вопросами), ассоциативный метод (по ассоциации с текущим высказыванием строятся новые высказывания), перифразирование , наводящие вопросы (чтобы избежать прямых вопросов, интересующих исследователя), извлечение примеров (на значение слова, грамматическое значение), стимул с исправлениями (намеренное искажение языкового выражения на языке-объекте с целью убедиться в правильности формы, которой исследователь ожидает от информанта) и др.

Следует спокойно относиться к тому, что в процессе работы с информантом неизбежно возникают ошибки записи и интерпретации. Этому способствуют следующие факторы:

– стремление информанта к дословному переводу на язык-объект с нарушением грамматической и семантической естественнности;

– приспособление к «невежеству» исследователя, ведущее к сознательному упрощению речи;

– давление парадигматического опроса в отрыве от контекста;

– ошибка ожидания, когда информант ждал другого вопроса, нежели заданный;

– различные нелингвистические факторы;

– ошибочные представления исследователя о языке-объекте, приводящие к неправильной записи или переводу, и др.

Поскольку исследователь, не являясь носителем языка, не имеет возможности контролировать эти ошибки методом интроспекции, они непосредственно не распознаются. Ввиду этого вся собранная информация о языке должна верифицироваться, и на это направлены специальные методы верификации данных. К ним относятся уже упоминавшийся выше перекрестный опрос, контрольная проверка данных с различными информантами, контрольная проверка данных и интерпретаций разными исследователями (при коллективной полевой работе), давление системы – нахождение противоречий в данных, исходя из интерпретирующей их гипотезы, углубление знаний о языке – чем больше исследователь знает о языке, тем легче ему заметить ошибку в данных и не допустить ее самому.

Документация языка предполагает следующие основные компоненты. Во-первых, это сбор спонтанных текстов . Тексты представляют собой важнейшую эмпирическую базу как для построения грамматики языка и ее верификации, так и для самых разнообразных целей, не предусмотренных заранее в данном исследовании. Сбор и адекватная фиксация текстов для бесписьменного языка является чрезвычайно трудоемкой задачей. Это многоэтапный процесс, и письменная фиксация устной речи, несмотря на многочисленные практические и теоретические трудности, – всего лишь начальная стадия. Собрание текстов в их окончательной редакции должно предоставлять эксплицитную и полную информацию о всех его элементах. Это предполагает последовательную транскрипцию, морфологическое членение с глоссированием (отнесением форм к конкретным единицам словаря) и адекватный перевод. Практика показывает, что обработка текстов требует привлечения всей грамматической и словарной информации о языке. Хорошо документированный текст приписывает форму и значение всем входящим в него языковым единицам (морфемам, словам, фразеологическим единицам, синтаксическим составляющим). Он должен быть снабжен также необходимой культурологической информацией. Иногда необходимы пояснения о ситуации, в которой развивался зафиксированный дискурс, особенно в случае диалогических текстов.

Не менее существенным компонентом является словарь . Современный словарь – это не только словник с переводными эквивалентами. Словарная статья должна содержать морфологическую и синтаксическую информацию о слове (парадигматические характеристики, модель управления, сочетаемостные ограничения), примеры его употребления в основных значениях, вхождение во фразеологические сочетания.

Наконец, документация языка предполагает создание грамматики. Грамматика является авторской интерпретацией текстов и словаря. В языках с богатой морфологией важным компонентом его документации является сбор грамматических парадигм (наборов форм словоизменения).

Конечной целью полевой работы является описание языка объекта. Каковы же методы такого описания? В значительной степени они зависят от той теории языка, которой придерживается исследователь. Важно только хорошо себе представлять, какая это теория. Разделяемая некоторыми учеными точка зрения, что теория не нужна и достаточно исходить из здравого смысла, весьма опасна: мы никогда не свободны от множества презумпций о структуре языка, которые влияют на наше языковое сознание. Поскольку исследователь может встретиться с языком, сколь угодно далеким от его родного языка и от других известных ему языков, он или будет поставлен в тупик, или будет описывать его через призму известных ему языков, до неузнаваемости его искажая.

В последние десятилетия значительный прорыв в лингвистической теории языкового варьирования сделала типология, и неудивительно, что именно полевая лингвистика, имеющая дело с «непривычными языками», наиболее теоретична. И наоборот, результаты полевых исследований максимально востребованы именно в типологии, которой необходимы факты как можно большего числа языков мира.

Кибрик А.Е. Методика полевых исследований: к постановке проблемы. М., 1972

Найти "ПОЛЕВАЯ ЛИНГВИСТИКА " на

М. КОРОЛЕВА – Многие ли знают, что такое «полевая лингвистика»?

О. СЕВЕРСКАЯ – Не думаю. Обычно лингвистов представляют себе этакими кабинетными учеными, за столом, с книжными полками, пыльными карточками… в крайнем случае, перед экранами компьютеров. Но не более.

М. КОРОЛЕВА – А зря. Без полевой лингвистики изучение языка (а точнее сказать – языков) было бы решительно невозможно. Это мы попытаемся сегодня доказать. Кроме того, напомним, как пишется сейчас одно важное, очень важное слово.

О. СЕВЕРСКАЯ - Полевая лингвистика. Как подсказывает само название, - это изучение языка «в поле». А полем лингвисты называют, собственно, то место, где живут носители языков.

М. КОРОЛЕВА - Как у геологов поле – это территория, где лежат всякие полезные ископаемые, которые они хотят найти, так и для языковедов это та территория, где расположен объект их непосредственного научного интереса. На языках, которые интересны лингвистам, часто говорят в далёких и труднодоступных местах: в горах, джунглях, пустынях. Вот это всё и есть наше «поле», те места, куда приходится ехать, чтобы узнать, какие бывают на Земле языки. Как напоминает Владимир Плунгян, член-корреспондент РАН, полевая лингвистика возникла приблизительно в середине XX века, когда интерес к«экзотическим» языкам усилился. И с тех пор довольно бурно развивается!

О. СЕВЕРСКАЯ – Зачем отправляться в поле? Ответ очень простой. Лингвистам-теоретикам нужны сведения обо всех без исключения языках мира, не так ли? Ведь объект теоретической лингвистики – языковое разнообразие человечества. Обывателю это может показаться странным, поскольку принято считать, что есть крупные и значительные языки, которые нужно и полезно изучать (английский, французский, немецкий, русский). Зачем, казалось бы, изучать языки таких глухих мест, где часто и письменности нет? Языки, на которых говорят по нескольку сот человек в каких-то затерянных деревнях?

М. КОРОЛЕВА – Обывателю это действительно ни к чему. Но науке, без которой ни один обыватель в конечном счете не обойдется… Да, научное изучение языка радикально отличается от практического изучения. Лингвисты изучают языки вовсе не для того, чтобы уметь бегло на них говорить. Им надо прежде всего понять, как вообще человеческий язык устроен. Так же, как, например, химик изучает строение вещества, физик - неживую природу, биолог - живую природу. А для этой цели – нет языков нужных и ненужных, хороших и плохих; важны все без исключения! Даже те, на которых говорит уже всего один человек.

О. СЕВЕРСКАЯ - В мире сейчас – только представьте себе! - около семи тысяч живых языков. Все они очень разные, и чтобы рассуждать о языке с теоретической точки зрения, мы должны понимать, сколько их и как они все устроены. Не один, не два, не самые крупные, не самые известные, а абсолютно все до одного языки человечества, и даже не только живые языки, но желательно и мёртвые.

М. КОРОЛЕВА - Бывают, например, языки, где нет существительных и глаголов, падежей и предлогов, глагольных времён и наклонений. Бывают языки, где всего 15 разных звуков, а бывают языки, где их 115. Есть языки, где 30-40 падежей! Но уже ясно, что языков с 70 падежами не бывает. Откуда мы это всё знаем? А известно, что больше 40 падежей есть как раз в табасаранском языке – это один из языков Дагестана. И во всём мире нет языка с бОльшим количеством падежей. Выяснили это именно полевые лингвисты!

О. СЕВЕРСКАЯ - Точно так же полевые лингвисты отправляются в джунгли Африки, на острова Океании, на Новую Гвинею, в Центральную Америку, в Южную Америку (особенно в бассейн Амазонки) и так далее – изучать, описывать, сопоставлять. Полевые лингвисты работают всюду, где сохранилось языковое разнообразие.

М. КОРОЛЕВА – Интересно, а много их, таких лингвистов?

О. СЕВЕРСКАЯ – Об этом через минуту-другую. Ей-богу, мы вернемся к этой теме!

М. КОРОЛЕВА – Вот ты сказала «ей-богу». А как это написать в тексте? Бог – с прописной буквы или со строчной?

О. СЕВЕРСКАЯ – Здесь всё не так однозначно, как хотелось бы. Со словом «бог» всё зависит от того, что (или кого) вы имеете в виду, в каком смысле вы произносите это короткое, но такое важное во всех смыслах слово. Если вы говорите и пишете о Боге как едином верховном существе в разных религиях, то писать это слово надо с прописной, то есть с большой буквы.

М. КОРОЛЕВА – Ну да, единственное условие - это должна быть монотеистическая религия, которая утверждает, что Бог один.

О. СЕВЕРСКАЯ – Именно. Итак, о святом и священном – с большой буквы, Бог. Более того, если от слова «Бог» в этом значении образуется прилагательное, то и его надо писать с прописной буквы: Божественный, Божий. И даже если в религиозном или философском тексте слово Бог заменяют другие слова, местоимения, - и они пишутся с большой буквы: Да будет воля Твоя, да будет Его святая воля (Твоя и Его – с прописной).

М. КОРОЛЕВА - Однако, как только мы спускаемся с небес на землю, переходим на уровень обыденности, сразу и в написании слова «бог» наступают изменения. Вспомните, как часто мы поминаем его всуе, говоря что-то вроде «даст бог», «не приведи бог», «слава богу», «ей-богу». Заметьте, ничего дурного мы не делаем, это всего лишь устойчивые обороты, из которых давным-давно выветрился священный трепет перед верховным существом. Так зачем же писать в этих сочетаниях «бог» с большой буквы?

М. КОРОЛЕВА - Совершенно не стоит. Ни бог, ни господь не начинаются с прописной в устойчивых сочетаниях, которые не имеют уже прямой связи с религией. Даже если вы человек верующий, можете обойтись строчной буквой в словах и выражениях «ей-богу», «божественный вкус» или «бабуля божий одуванчик».

О. СЕВЕРСКАЯ - Кстати, у русских классиков – у Достоевского, в частности, - слово «бог» пишется со строчной буквы. То есть, с маленькой.

М. КОРОЛЕВА – Итак, вернемся в поле, в поля… К полевым лингвистам. Сколько их нужно?

О. СЕВЕРСКАЯ – Лучше сказать, сколько их есть. Увы, не очень много. Как пишет Владимир Плунгян, можно приблизительно представить, что на каждый экзотический языковой ареал (Африка, Америка, Океания, Новая Гвинея) приходится по нескольку десятков специалистов. Всего-то! Эти люди - энтузиасты своего дела, и конечно у них на многое совсем другой взгляд, не такой, как у теоретиков. По их мнению, если ты не был на территории бытования языка, не ездил туда много лет, не видел носителей, не общался с ними тесно - как ты можешь об этих языках компетентно рассуждать?

М. КОРОЛЕВА - По-своему они, конечно, правы, но всё же иногда слишком категоричны: если бы мы рассуждали только о том, что находится в границах нашего личного опыта, наука бы вряд ли могла развиваться. Если человек всю жизнь занимается Новой Гвинеей, или Австралией, или Дагестаном, он всё-таки не будет знать, что происходит в бассейне Амазонке или в Центральной Африке. Он будет хорошим, но узким специалистом. А вот хорошему теоретику надо знать более или менее всё. Т.е. хороший теоретик должен уметь правильно использовать достижения полевых лингвистов.

О. СЕВЕРСКАЯ – В общем, полевая лингвистика – это такой рудник, где добывают лингвистическое золото, никель и прочие полезные вещи. Уметь это добыть – очень важно, это немногие умеют. А дальше предстоит этот материал переработать, сопоставить его с данными других языков, сделать достоянием общей теории. А потом – нашим с вами достоянием, общим.

М. КОРОЛЕВА – Мы – Ольга Северская, Марина Королева и наш звукорежиссер… вообще еженедельно делаем разговоры о языке общим достоянием. С вашей помощью, конечно. На этот раз – с помощью Интернет-портала «Постнаука».

О. СЕВЕРСКАЯ - До встречи!

Объединяющий в себе комплекс лингвистических методов, направленных на самостоятельное творческое изучение и описание живого языка, не являющегося родным для исследователя, на основании общения с носителями изучаемого языка.

См. также

Напишите отзыв о статье "Полевая лингвистика"

Ссылки

• // Энциклопедия Кругосвет
• Владимир Плунгян.
• Владимир Беликов.
• Мария Хачатурьян.
• Андрей Шлуинский. (лекция)

Отрывок, характеризующий Полевая лингвистика

15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.

Полевой подход к описанию явлений языка получил в современной лингвистике широкое распространение. Зародившись в семасиологии и связываемый с именами И. Трира И В. Порцига, этот подход распространился на широкий круг явлений - лексические группы или парадигмы, парадигматические поля (Трир, Гуденаф, Лаунсбери, Косериу), синтаксические поля (Порциг, Вейсгербер), грамматические поля (Адгмони), грамматико-лексические поля (Гулыга, Шендельс), функционально-семантические поля (Бондарко) и др. .

В современной лингвистике интенсивно исследуются как отдельные языковые поля, так и полевой характер языка в целом. Проводимые исследования показывают плодотворность полевой модели языковой системы, которая представляет систему языка как непрерывную совокупность полей, переходящих друг в друга своими периферийными зонами и имеющих многоуровневый характер.

Полевая концепция языка позволяет решить целый ряд вопросов, неразрешимых в рамках традиционной стратификационно-уровневой концепции (Попова, Стернин,). Она обладает достаточной объяснительной силой - с одной стороны, и методологической ценностью - с другой: подтверждение в практических исследованиях полевой организации языка может быть экстраполировано в область метода, т. е. полевый принцип может быть применен в качестве общего приема анализа языковых явлений и категорий, в том числе и лексического значения слова.

Как показывают основные работы в данной области (Адмони, 1964; Гулыга, Шендельс, 1969; Бондарко, 1971, 1972, 1983; Кузнецова, 1981), главными положениями полевой концепции языка являются следующие:

• 1. Поле представляет собой инвентарь элементов, связанных между собой системными отношениями.
• 2. Элементы, образующие поле, имеют семантическую общность и выполняют в языке единую функцию.
• 3. Поле объединяет однородные и разнородные элементы.
• 4. Поле образуется из составных частей - микрополей, число которых должно быть не меньше двух.
• 5. Поле имеет вертикальную и горизонтальную организацию. Вертикальная организация - структура микрополей, горизонтальная - взаимоотношение микрополей.
• 6. В составе поля выделяются ядерные и периферийные конституенты. Ядро консолидируется вокруг компомента-доминанты.
• 7. Ядерные конституенты выполняют функцию поля наиболее однозначно, наиболее частотны по сравнению с другими конституентами и обязательны для данного поля.
• 8. Между ядром и периферией осуществляется распределение выполняемых полем функций: часть функций приходится на ядро, часть на периферию.
• 9. Граница между ядром и периферией является размытой.
• 10. Конституенты поля могут принадлежать к ядру одного поля и периферии другого поля или полей.
• 11. Равные поля отчасти накладываются друг на друга, образуя зоны постепенных переходов, что является законом полевой организации системы языка.

Таким образом, поле представляет большой интерес для лингвистов. При описании языковых явлений полевой подход является весьма плодотворным, поскольку он помогает выявить системную организацию языка. Он оптимальным образом соответствует на современном этапе развития лингвистической теории задачам освещения объекта изучения в его универсальных и конкретно-языковых характеристиках с равноправным, взаимоуравновешенным учетом дискретности составляющих его «единиц» и континуальности языковой системы - одного из важнейших устоев ее целостности. Идея полевой организации связей между языковыми явлениями, первоначально разработанная применительно к лексическому материалу в трудах немецких ученых (Г. Ипсен, Й. Трир, В. Порциг), была затем была переосмыслена в общий принцип строения языковой системы.

В отечественной и зарубежной научной литературе существует множество теорий поля. Исследователи Потебня, Покровский, Мейер, Шперберг, Ипсен выделили некоторые закономерности семантических связей между единицами языка, а также типы семантических полей.

Р.Мейер выделяет три типа семантических полей:

• 1)естественные (названия деревьев, животных, частей тела, чувственных восприятий и пр.)
• 2) искусственные (названия воинских чинов, составные части механизмов и пр.)
• 3) полуискусственные (терминология охотников или рыбаков, этические понятия и пр.)

Семантический класс он определяет как “упорядоченность определенного числа выражений с той или иной точки зрения, т.е. с точки зрения какого-либо одного семантического признака, который автор называет дифференцирующим фактором. По мнению Р.Мейера, задача семасиологии - “установить принадлежность каждого слова к той или иной системе и выявить системообразующий, дифференцирующий фактор этой системы”. .

Дальнейшее исследование лексики с точки зрения семантических полей связывается с именем Й. Трира, использовавшего термин “семантическое поле”, впервые появившийся в работах Г. Ипсена. В его определении семантическое поле - совокупность слов, обладающих общим значением.

Теория Трира тесно связана с учением В. Гумбольдта о внутренней форме языка и положениями Ф. де Соссюра о языковых значимостях. Трир исходит из понимания синхронного состояния языка как замкнутой стабильной системы, определяющей сущность всех ее составных частей. По мнению Трира, “слова того или иного языка не являются обособленными носителями смысла, каждое из них, напротив, имеет смысл только потому, что его имеют также другие, смежные с ним слова”. Трир разделил понятия “лексическое” и “понятийное” поле и ввел эти термины в обиход. Согласно теории Трира, поле состоит из элементарных единиц - понятия и слова. При этом составные компоненты словесного поля полностью покрывают сферу соответствующего понятийного поля.

Трир предполагает полный параллелизм между понятийными и словесными полями. Принято считать, что признание абсолютного параллелизма между словесными и лексическими полями обусловило главную ошибку Й.Трира. В данном случае имеется в виду положение, согласно которому внутренняя форма языка влияет, а точнее, обусловливает языковую картину носителей.

Теория Трира критиковалась по нескольким параметрам: за логический, а не языковый характер выделяемых им полей; за идеалистическое понимание им соотношения языка, мышления и реальной действительности; за то, что Трир считал поле закрытой группой слов; за то, что Трир фактически игнорировал полисемию и конкретные связи слов; за то, что он допускал полный параллелизм между словесными и понятийными полями; за то, что он отвергал значение слова как самостоятельную единицу (Трир считал, что значение слова определяется его окружением); за то, что он изучал только имена (главным образом, существительные и прилагательные), оставляя без внимания глаголы и устойчивые сочетания слов.

Но, несмотря на такую жесткую критику, труды Трира стали стимулом для дальнейших исследований полевой структуры.

Таким образом, наметилось два пути в исследовании и разработке теории семантических полей. Одни ученые (Л.Вейсберг, К.Ройнинг и др.) изучали парадигматические отношения между лексическими единицами языка, т.е. парадигматические поля. Другие (В.Порциг) занимались изучением синтагматических отношений и полей. Также изучались комплексные поля - это классы слов, связанных и парадигматическими, и синтагматическими отношениями.

К парадигматическим полям относятся самые разнообразные классы лексических единиц, тождественных по тем или иным смысловым признакам (семам); лексико-семантические группы слов (ЛСГ), синонимы, антонимы, совокупности связанных друг с другом значений полисемантического слова (семантемы), словообразовательные парадигмы, части речи и их грамматические категории.

Как ЛСГ трактуют языковые поля (хотя не все их так называют) Л.Вейсгербер, Г.Ипсен, К.Ройнинг, Э.Оскар, О.Духачек, К.Хейзе, А.А.Уфимцева, В.И.Кодухов и многие другие.

Так, например, К.Ройнинг, исследуя современные немецкий и английский языки, признает существование пересекающихся групп. Он анализирует наряду с именами другие части речи, в том числе предлоги, союзы и грамматические средства выражения радости.

В принципе, подход Ройнинга (который изучал группу слов со значением радости) радости мало чем отличается от подхода Й.Трира (изучал группу слов со значением разума), так как оба подхода имеют в определенной степени экстралингвистическую природу. У Й.Трира он имеет логическую, а у К.Ройнинга - психологическую окраску. К.Ройнинг считает, что слова с точки зрения семантики входят в разные группы, и их семантика зависит от контекста, в то время как у Й.Трира слово и его характеристика зависят от места в системе или от места в поле. Но оба они полагают, что характеристикой поля является наличие общих значений входящих в него лексем .

Наиболее глубоко теория ЛСГ разработана в исследованиях Л. Вейсгербера, Ф.П. Филина и С.Д. Канцельсона.

Концепция словесных полей Л. Вейсгербера очень близка к концепции Й. Трира. Л. Вейсгербер также считает, что значение слова - это не самостоятельная единица поля, а структурный компонент. “Словесное поле живет как целое, - указывает он, - поэтому, чтобы понять значение отдельного его компонента, надо представить все поле и найти в его структуре место этого компонента”.

Каждый народ имеет свои принципы членения внешнего мира, свой взгляд на окружающую действительность, поэтому семантические системы разных языков не совпадают. Поэтому необходимо искать принципы деления словарного состава на поля в самом языке.

Исследователь Ф.П. Филин при членении языковой системы использует понятие “лексико-семантические группы”. Под ЛСГ он понимает “лексические объединения с однородными, сопоставляемыми значениями”, представляющие собой “специфическое явление языка, обусловленное ходом его исторического развития” .

Разновидностями ЛСГ, как он полагает, являются синонимические ряды, антонимы и даже лексические группировки с родовидовыми отношениями. От ЛСГ Ф.П. Филин ограничивает словопроизводные (“гнездовые”) объединения слов, грамматические классы, комплексы значений многозначных слов и тематические группы (например, названия частей человеческого тела, термины скотоводства). Данные тематические группы обычно перекрещиваются и даже иногда полностью совпадают с ЛСГ.

Отграничение тематических групп от других лексических группировок связано с определенными трудностями. Однако, исследователями XX века были обозначены критерии выделения тематических групп и их отличительные черты:

Внеязыковая обусловленность отношений между ее элементами. В отличие, например, от ЛСП, которое является упорядоченным множеством словесных знаков, тематическая группа является совокупностью материальных или идеальных денотатов, обозначаемых словесными знаками - это разнотипность отношений между ее членами или их полное отсутствие.

Сходные или тождественные, на первый взгляд группы могут образовывать различные лексические группировки. Если необходимо рассмотреть структурно-семантические отношения между терминами родства в одном языке или разных языках, мы получаем множество словесных знаков: отец, мать, брат, сестра, сын, дочь, и т.д., образующих поле. Названием (именем) тематической группы является, как правило, слова (а не искусственное образование) - “транспорт” и т.п. Из этого следует, что понятие “тематическая группа” тесно соприкасается с понятием “семантическое поле” .

Наряду с интерпретацией поля как парадигматического явления, появляется все больше работ, в которых самые различные синтаксические комплексы трактуются как поля и в которых делается попытка совместить анализ парадигматических и синтагматических полей.

Термин “синтагматическое поле” (или синтаксическое поле), введен Порцигом В. Под термином “синтагматическое поле” понимались словосочетания и синтаксические комплексы, в которых явно проступала возможность семантической совместимости компонентов.

Синтагматические поля отражают группировки двух видов:

• 1) слова, объединённые в синтагму только на основе общности их синтагматических сем, т.е. семантической сочетаемости. К таким, например, относятся группы типа “суъект+предикат”, “субъект+предикат+объект”, “субъект+предикат+атрибут”;
• 2) слова, объединённые в синтагму на основе общности их нормативных валентных свойств (лексической и грамматической сочетаемости). К таким относятся группы типа “существительное+прилагательное”, “глагол+наречие”.

Русский лингвист Васильев Л.М. выделяет еще один тип полей - комплексные. Он говорит о том, что при сложении парадигматических и синтагматических смысловых полей образуются комплексные поля. Такими полями являются, например, словообразовательные ряды, включающие слова разных частей речи вместе с их парадигматическими коррелятами (например, Учитель /преподаватель…/ учит (наставляет…/ученика/студента…/).

Так, например, поле «мода» в английском языке относится к комплексным полям, т.к. в его состав входят самые разнообразные классы лексических единиц, тождественные по смысловому признаку и, объединённые синтаксическим значением.

Большое распространение в языкознании получил термин “ассоциативное поле”, введённый Ш. Балли. Этот термин, благодаря новым исследованиям в области психологии, иногда употребляется как синоним термина “семантическое поле”.

Наибольшее внимание этому вопросу стали уделять в начале ХХ века. Этим первоначально занимались медики и психологи, особенно в США и Германии. Одним из наиболее влиятельных оказался эксперимент Г.Кента и А.Розанова (1910), проведенный на 1000 информантов с реальной психикой. С этого времени список слов - стимуляторов, составленный Г.Кентом и А.Розановым, кладется в основу списков слов - стимулов других исследователей, которые хотят не только изучать природу психических ассоциаций, но и рассматривать лексические ассоциации как показатель лингвистического развития и формирования понятий у испытуемых.

Такой подход позволяет обнаружить зависимость лексических ассоциаций от различных факторов, таких, как возрастной, половой, географический и т.д.

Иногда вместо термина “ассоциативное поле” употребляется термин “семантическое поле”. Особенность семантических полей такого рода состоит в том, что при их установлении сознательно используются слово-стимул и его ассоциаты, а установление объема поля происходит в результате эксперимента с испытуемыми, следовательно, опирается на анализ не текста, а психики людей, участвующих в эксперименте.

Таким образом, в зависимости от признака, положенного в основу классификации, ученые-лингвисты выделяют различные типы полей: лексико-семантические поля, лексико-семантические группы, тематические ряды, синтагматические, комплексные и ассоциативные поля и др. На данный момент нет единой типологии группировок и общепризнанных критериев их выделения.

Однако, именно лексико-семантического поле является наиболее удобной единицей для рассмотрения лексики по тематическим группам.