Причины подъёма общественного движения. Радикалы, консерваторы, либералы

Начнем с выделения главных родовых черт революционно-де­мократического радикализма. К ним мы относим: 1) отведение на­родным массам главной, решающей роли в революционном преобра­зовании общества; 2) приоритет революционных ценностей над го­сударственными; 3) негативное отношение к авторитарности, дик­таторским методам в общественной и партийной жизни; 4) допу­щение политического террора как крайней меры с избирательной, индивидуальной направленностью; 5) усеченный либерализм, т.е. частичное признание самоценности правовых и гуманистических принципов, допущение возможности реформистского пути в осу­ществлении радикальных социальных преобразований.

К наиболее видным представителям революционно-демократи­ческого радикализма, по нашему мнению, следует отнести A.И. Герцена, В.Г. Белинского, Н.Г. Чернышевского, Н.А. Добролюбова, П.Л. Лаврова, М.А. Бакунина, Н.К. Михайловского, П.А. Кропоткина. В XX в. эту линию продолжили эсеры, анархисты и правые соци­ал-демократы-меньшевики.

Революционно-демократический радикализм как течение об­щественной мысли стал оформляться в самостоятельное идейное направление в 30-40-х гг. XIX в. Его появление связано с про­никновением в Россию западных социалистических идей и возник­новением интеллектуальной потребности приспособить, их к рус­ской действительности.

Первоначально вопросы социалистической теории поднимались в спорах западников и славянофилов и звучали в контексте острой проблемы выбора Россией своего исторического пути. Серь­езные разногласия в отношения к данной проблеме привели к идейно-политическому расколу внутри русской оппозиционной ин­теллигенции, в результате чего образовались два противостоящих друг другу лагеря - революционно-демократический и либе­ральный.

Представители первого стояли на социалистических и радикально-революционаристских позициях, а второго - на буржуазно-реформистских.

С этого времени наступил продолжительный период конфрон­тации революционного и либерального направлений в политико-интеллектуальной российскойжизни. На всем его протяжении рево­люционная демократия в лице различных своих представителей либо полностью разрывала все отношения с либеральной интелли­генцией, либо в определенные моменты готова была частично раз­делить ее взгляды и пойти на союз с нею (Герцен, Лавров, Ми­хайловский, Плеханов и др.).

Но какие бы идейные повороты ни происходили в истории ре­волюционно-демократического радикализма, всегда неизменным концептуальным его ядром оставалась идея демократического со­циализма.

Политическая и теоретическая окраска этой идеи могла быть разной. Она то облекалась в одежды народнического («кре­стьянского», «общинного») социализма, то соединялась с социал-демократическими концепциями меньшевизма, ориентированными на западную демократию.

Разработка данной идеи приводила к постановке сложной проблемы - соединения принципов демократии и социализма в ус­ловиях отсталой России.

Другой проблемой, ставшей центральной для революционной российской демократии, был вопрос о соотношении революционно-насильственныхимирных реформистских методов при осуществле­нии социального переворота.

В отличие от радикалов якобинского толка, установивших приоритет насильственных методов, революционно-демократические радикалы неоднозначно подходили к решению данной пробле­мы. В то же время позиция либералов, осуждавших всякое рево­люционное насилие, весьма критически воспринималась революци­онными демократами, которые нередко усматривали в ней даже черты реакционности.

В ряду главных проблем революционной демократии - место и роль интеллигенции в социалистической революции. Эта проб­лема включала следующие аспекты: 1) задачи интеллигенции в предреволюционный период и ее роль в подготовке политического переворота; 2) задачи интеллигенции по обеспечению подлинного народовластия и свободы личности в ходе революционных преоб­разований; 3) задачи формирования новой культуры и нового че­ловека.

Данные вопросы в среде революционной демократии вызывали острые дискуссии. Об этом полемизировали Герцен, Бакунин иЛавров, народовольцы и «чернопередельцы».

Рассмотрим подробнее концепции некоторых крупных пред­ставителей революционно-демократического направления российс­кого радикализма.

Александр Герцен под влиянием славянофилов и П.Я.Чаадаева глубоко проникся идеей особого пути развития России. Изучая революци­онный опыт Западной Европы, Герцен укрепился в мысли, что Ев­ропа применительно к таким проблемам, как государство и лич­ность, власть и свобода, коммунизм и эгоизм (в широком смысле этого слова), «предлагает решение ущербное и отвлеченное».

Опыт всех буржуазных республик, по его мнению, показал, что они никогда не воплощали суверенитета народа, не вели к подлинному освобождению, личности. «Все революции не удались в Европе потому, что они не касались ни поля, ни мастерской, ни даже семейных отношений и были сбиты с дороги мещанством».

Вместе с тем Герцен считал, что опыт Европы весьма поле­зен для России, поскольку может предостеречь от возможных по­литических и теоретических ошибок и к тому же обогатить революционную российскую мысль новыми знаниями, стимулирующими поиски иных путей к демократическому устройству общества.

У России, по мнению Герцена, есть важное преимущество пе­ред Западом, ибо история дает ей шанс воспользоваться европейским опытом и тем самым избежать узости буржуазной демо­кратии. В одном из обращений к своим европейским коллегам он писал: «Мы идем вам навстречу в будущем перевороте, нам не нужно для этого проходить через те топи, по которым вы прош­ли... Ваши усилия, ваши старания - для нас поучения. История весьма несправедлива, поздно приходящим дает она не оглядки, а старшинство опытности».

Альтернативу «мещанской» цивилизации Запада Герцен видел в русском социализме, к которому может прийти Россия, если мо­билизует весь свой национально-культурный и интеллектуальный потенциал. Этот потенциал Герцен находил не только в крестьянской общине, несущей, по его мнению, зародыш будущего соци­алистического устройства, но и в скрытых духовно-нравственных силах всего русского народа. «Мне кажется, - писал Герцен в 1649 г., - что в русской жизни есть нечто более высокое, чем община, и более сильное, чем власть... Я говорю о той внут­ренней, но вполне сознающей себя силе, которая так чудодейст­венно поддерживала русский народ под игом монгольских орд и немецкой бюрократии... Эта сила, независимо от всех внешних событий и вопрекиим сохранила русский народ и поддержала его несокрушимую веру в себя».

Вместе с тем Герцен не идеализировал народ, сознавая на­сколько глубоко в его психологию и быт проникла сервильность. Привычка к рабству - одно из главных препятствий на пути к со­циалистической революции. Тем не менее, в России, по его мне­нию, переход к социализму будет легче осуществить, чем на За­паде, благодаря коллективистскому духу крестьянских масс и особенностям устройства крестьянской общины. Запад же придет к социализму в результате пролетарской борьбы. Эту мысль Гер­цен выразил в знаменитой своей фразе: «Вы пролетариатом к со­циализму, мы социализмом к свободе».

Переход России к социализму, по Герцену, может быть осу­ществлен в различных формах. В основном он рассматривал три альтернативных варианта: либо стихийный народный бунт, либо мирная «самодержавная революция», либо организованный револю­ционной интеллигенцией переворот, желательно бескровный.

Над этой же триадой вариантов размышлял и Бакунин, ста­вивший вопрос так: «Романов, Пугачев или Пестель?» «Романов» -это реформа «сверху», «Пугачев» - крестьянский бунт, «Пестель» - организованный революционным меньшинством политический пере­ворот.

Бакунин из всех вариантов выбрал «Пугачева». Что касает­ся Герцена, то его решение не было столь однозначным. Вариант «Пугачев» он считал наиболее вероятным в том случае, если по своей политической недальновидности правительство не освобо­дит крестьян «сверху».

Понимая, к каким страшным и непредсказуемым последствиям может привести готовность крестьян «взяться за топоры», Гер­цен пытался убедить царя в необходимости скорейших реформ: «Торопитесь! Спасите крестьян от будущих злодейств, спасите его от крови, которую он должен будет пролить».

Хотя для Герцена предпочтительней был мирный путь ради­кальных преобразований, он все же считал, что затягивание с революцией «сверху» может привести к гораздо худшим последст­виям для страны, чем крестьянский бунт. В одной из статей, ана­лизируя данную позицию, Герцен писала «Мы не любители восста­ний и революции ради революции, и мы думаем, - и эта мысль нас радовала, - что Россия могла бы сделать свои первые шаги к свободе и справедливости без насилия и ружейных выстрелов. Нише правительство было достаточно сильным, чтобы начать «сверху» эту революцию; но теперь оно свою силу утратило... Куда же мы идем? Очень возможно - к ужасной жакерии, к массовому вос­станию крестьян. Мы вовсе не хотим его... но, с другой сторо­ны, рабство и состояние мучительной неизвестности... еще ху­же, чем жакерия».

Признавая позитивную историческую роль крестьянского вос­стания, Герцен однако осуждал интеллигентскую агитацию, при­зывающую крестьян к топору. Прежде чем бросать в массы такие лозунги, нужно подготовить организационную базу и выработать тактику. «Призвавши к топору, - учил Герцен революционеров, - надобно овладеть движением, надобно иметь организацию, надоб­но иметь план, силы и готовность лечь костьми, не только схва­тившись за рукоятку, но и схватив за лезвие, когда топор слиш­ком расходится».

Таким образом, Герцен полагал, что для достижения социа­листических целей, необходимо внести организованность и пла­номерность в стихийное крестьянское движение. Нужно создать организацию, которая подготавливала бы восстание и руководила революционным процессом.

Якобинский вариант «Пестель» не устраивал Герцена, как и вариант «Пугачев». Первый - из-за его заговорщической тактики и экстремизма, второй - по причине сти­хийности и кровавости крестьянского бунта. Большие сомнения внушал и вариант «Романов», который мог не пройти в силу соп­ротивления правящих верхов. Мирный путь радикальных реформ «сверху» был маловероятен.

Тем не менее, Герцен определил для себя наиболее приемле­мые пути социалистического переворота. Первый - путь органи­зованной подготовки крестьянского восстания - был наилучшим, по его мнению, в том случае, если массовых революционных дви­жений не избежать. Второй - путь парламентского развития Рос­сии, возможный при усилении демократического мирного движения «снизу». Последний - парламентский - вариант был смоделирован Герценом в пореформенный период. Под впечатлением земской ре­формы он писал: «Итак, остается созыв «великого сбора», пред­ставительства без различия классов, - единственное средство для определения действительных нужд народа и положения, в ко­тором мы находимся... Каково бы ни было первое учредительное собрание, первый парламент - мы получили свободу слова, обсуж­дения и законную почву под ногами. С этими данными мы можем двигаться вперед».

Таким образом, поиски путей революционных преобразований приводили Герцена к позиции, своеобразно сочетавшей идеи «рус­ского социализма», революционного радикализма и либерального парламентаризма.

Данная позиция вызывала нападки со стороны других рус­ских радикалов, прежде всего якобинцев, а также сторонников революционно-демократического радикализма - Бакунина и Чер­нышевского.

Герцена обвиняли в либеральных колебаниях, примирении с казенным буржуазным демократизмом. Бакунин упрекал его в го­товности принять «красный бюрократизм».

Герцен, полемизируя с Бакуниным в письме «К старому товарищу» (1869 г.), утверждал, что путь насилия и террора не ведет к созданию нового. «Подорванный порохом, весь мир бур­жуазный, когда уляжется дым и расчистятся развалины, снова начнет с разными изменениями какой-нибудь буржуазный мир... Ни одна основа из тех, на которых покоится современный порядок, из тех, которые должны рухнуть и пересоздаться, не настолько почата и расшатана, что ее достаточно было вырвать силой, чтоб исключить ееиз жизни».

Насилием, утверждал Герцен, «можно лишь расчистить мес­то - не больше». Чтобы новые социальные институты были проч­ными, они должны органически вырастать из старых и «снимать» их. «Собственность, семья, церковь, государство были огромны­ми воспитательными формами человеческого освобождения и развития - выходили изних по миновании надобности».

Якобинство, возлагающее всю ответственность за старые со­циальные беды на представителей «прежней правды» и уничтожаю­щее их, по Герцену, есть «нелепая несправедливость». Грозить собственникам карой и разорением, склонять их к добровольной бедности страшной картиной страданий - наивность. «Из этих средств социализм вырос». Собственник должен сам убедиться, что гораздо выгоднее пойти на определенные уступки, чем бес­смысленно истощать свои силы в борьбе против революционных масс, ибо «чем она упорнее и длительнее, тем к большим потерям и гибелям она приведет». Надо не уничтожать сторонников старого порядка, а дать им возможность спасения» через комп­ромисс. «Новый водворяющийся порядок, - подчеркивал Герцен, - является не только мечом рубящим, но и силой хранительной. На­нося удар старому миру, он не только должен спасти все, что в нем достойно спасения, но оставить на свою судьбу все не меша­ющее, разнообразное, своеобычное».

Революционный террор, по мнению Герцена, сокрушая старые формы жизни, не уничтожает предрассудки и рабскую психологию. Напротив, вызванный им страх консервируетих, вгоняет еще глубже внутрь, «приостанавливает их оправдание и не касается содержания». Отсюда вывод: «Нельзя людей освобождать в наруж­ной жизни больше, чем они освобождены внутри».

Таким образом, Герцен полагал, что социалистические пре­образования не приведут к реальному освобождению народа, если для этого не созрели духовные предпосылки в самом народе, если рабское состояние для него более привычно, чем свобода. «Как ни странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное рабство, чем дар излишней свободы». В этом высказывании Герцена сквозит предчувствие, пожалуй, самого главного социокультурного конфликта, который будет переживать Россия на протяжении многих десятилетий, конфликта, свойствен­ного и нашему времени.

Герценовские мысли о внутренней и внешней свободе сбли­жают его с русскими либеральными мыслителями конца XIX - на­чала XX вв.

Радикализм Герцена, оставаясь в целом революционно-демо­кратическим, вместе с тем включал целый ряд либеральных идей и постулатов. Своей публицистической деятельностью Герцен пы­тался смягчить все усиливавшееся противостояние в русском об­разованном обществе между революционными радикалами и либера­лами. Однако конфронтационная тенденция оказалась сильнее, чем линия политического компромисса. Обострение конфликта между двумя оппозиционными течениями было связано с появлением в об­щественной жизни России такого своеобразного явления, как ра­дикализм «шестидесятников».

«Шестидесятники» - второе поколение революционно-демокра­тических радикалов после Герцена, Огарева и других представи­телей дворянского радикализма. Интеллектуальными основами им служили: 1) нигилистическая концепция Д.И. Писарева, призывав­шего ниспровергать все прежние обычаи, нравственные нормы и порядки; 2) философский позитивизм и вульгарный материализм; 3) этика «разумного эгоизма»; 4) утилитарная концепция культуры; 5) субъективная социология; 6) теория «общинного» социа­лизма.

В начале 60-х гг. в среде русских радикалов были широко распространены просветительские идеи. Писарев призывал вли­вать в народ научные знания не только «ведрами», но и «соро­ковыми бочками». Чернышевский утверждал, что важнейшей силой общественного прогресса является наука, которая просветляет народный ум и поднимает массы на сознательную борьбу против общественных порядков. В связи с этим он считал, что лозунгом революционера-просветителя должны стать слова поэта: «Ты вста­вай, во мраке спящий брат!»

Фигура НиколаяЧернышевского - самая яркая и влиятельная в среде радикалов-«шестидесятников». Он по праву считается властите­лем дум этого поколения.

Одной из главных черт радикализма Чернышев­ского часто называют его антилиберализм, который способство­вал полному разрыву русских революционных радикалов с либе­ральным течением и повороту к правовому нигилизму.

Понятия «либерал» и «демократ» Чернышевский рассматривал как противоположности. Он писал: «У либералов и демократов существенно различны коренные желания, основные побуждения». Либералы, по его мнению, стремятся прежде всего к политической свободе, заботятся о политических правах, забывая при этом о «житейском благосостоянии масс, которое одно и дает возможность осуществления права». Демократы же (речь идет о революционных демократах) не остановятся перед тем, чтобы «производить реформы с помощью материальной силы», и для ра­дикальных реформ готовы «жертвовать и свободой слова и конс­титуционными формами».

Либералы, утверждал Чернышевский, хотят преобразований, но желают вводить их постепенно, «без всяких по возможности сотрясений». Они всегда будут искать поводов, чтобы избежать коренных переломов общественного устройства и повести свое дело путем маленьких исправлений, при которых не нужны ника­кие чрезвычайные меры. Демократы же считают, что только «пе­ревороты в материальных отношениях по владению землею, по за­висимости от капитала драгоценны для массы», ибо задавленным нуждой «простолюдинам» будет не до политики.

Либералы проводят свою политическую, линии в интересах людей материально независимых и с развитыми умственными спо­собностями, готовых сознательно участвовать в выборах и работе парламента. Демократы, подчеркивал Чернышевский, выражают интересы «простолюдинов», чей быт препятствует «человеческому благосостоянию и осуждает людей на темноту».

Главный для Чернышевского политический вопрос о том, что первично, социальная революция, изменяющая материальные усло­вия жизни широких масс, или политические либеральные реформы, не ведущие к коренным изменениям социального строя, решался им в пользу революции, за которую выступали революционные де­мократы.

Полемика Чернышевского с либералами принимала порой столь ожесточенный характер, что даже Герцен выступил с протестом против его нападок на либеральных публицистов. В № 44 «Коло­кола» (1 июня 1859 г.) он опубликовал статью под названием «Very dangerous!!!» («Очень опасно!!!»), где обвинил авторов «Современника», и в первую очередь Чернышевского, Добролюбова и Некрасова, в «пустом балагурстве», в освистывании первых опытов гласности, «у которой еще не заросли волосы на пол голове, так как она недавно сидела в остроге».

Позиция Герцена, более мягкая и толерантная, содержала элементы политического- плюрализма и идейно-политической тер­пимости. В публицистике Чернышевского сквозит дух революцион­ного сектантства и нетерпимости к противникам социалистически революции. От Герцена идут нити не только к народническому социализ­му, но и к русским либералам и к меньшевикам. От Чернышевско­го - к революционным народникам, эсерам и большевикам.

Вместе с тем, несмотря на различный характер радикализма Герцена и Чернышевского, в их размышлениях о путях переустрой­ства России было много общего. Например, Ф. Дан считал, что оба мыслителя работали над трудной проблемой соединения социализ­ма и демократии в условиях России и оба, по его мнению, приш­ли к одинаковому выводу, что для России приоритетная задача - социалистическая революция, которая откроет возможности для дальнейшей демократизации страны.

Русская интеллигенция к середине XIX века раскалывается на радикальную и либеральную. Радикалы маниакально сосредоточиваются на болезненно воспалённом «социальном» вопросе. Формируется орден русской интеллигенции с характерными его признаками. Посвящённость в общее революционное дело , утопические представления о главных нуждах общества отрывают человека от реальной действительности («Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа» - Ленин). Либеральная интеллигенция склоняется к скептическому позитивистскому созерцанию с атеизмом, материализмом. Общественно-политическое мировоззрение либерального общества в силу аморфности зависимо от радикального фланга.

Либералы разделяли общеинтеллигентскую беспочвенность. «У нас до сих пор либералы были только из двух слоёв: прежнего помещичьего (упразднённого) и семинарского. А так как оба сословия обратились, наконец, в совершенные касты, в нечто совершенно от нации особливое, и чем дальше, тем больше, от поколения к поколению, то, стало быть, и всё то, что они делали и делают, было совершенно не национальное… Не национальное; хоть и по-русски, но не национальное; и либералы у нас не русские, и консерваторы не русские, все… И будьте уверены, что нация ничего не признает из того, что сделано помещиками и семинаристами, ни теперь, ни после» (Ф.М. Достоевский).

Западный либерализм развился в недрах национальных культур и был конструктивным. Вненациональность либеральной русской интеллигенции превращает её в антинациональное сословие : «Что же есть либерализм… как не нападение (разумное или ошибочное, это другой вопрос) на существующие порядки вещей?.. Русский либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошёл до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьёт свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нём смех и чуть не восторг, он ненавидит народные обычаи, русскую историю, все. Если есть для него оправдание, так разве в том, что он не понимает, что делает, и свою ненависть к России принимает за самый плодотворный либерализм (о, вы часто встретите у нас либерала, которому аплодируют остальные и который, может быть, в сущности самый нелепый, самый тупой и опасный консерватор, и сам не знает того!). Эту ненависть к России ещё не так давно иные либералы наши принимали чуть не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чём она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже слова “любовь к отечеству” стали стыдиться, даже понятие изгнали и устранили как вредное и ничтожное… Факт этот в то же время и такой, которого нигде и никогда, спокон веку и ни в одном народе не бывало и не случалось… Такого не может быть либерала нигде, который бы самое отечество своё ненавидел» (Ф.М. Достоевский).

Без религиозных основ мировоззрение образованного общества преисполнено различных фантомов: «Без веры в свою душу и в её бессмертие бытие человека неестественно, немыслимо и невыносимо… Одно из самых ужасных опасений за наше будущее состоит именно в том, что, на мой взгляд, в весьма уже, в слишком уже большой части интеллигентного слоя русского по какому-то особому, странному… ну хоть предопределению всё более и более и с чрезвычайною прогрессивною быстротою укореняется совершенное неверие в свою душу и в её бессмертие. И мало того, что это неверие укореняется убеждением (убеждений у нас ещё очень мало в чём бы то ни было), но укореняется и повсеместным, странным каким-то индифферентизмом к этой высшей идее человеческого существования, индифферентизмом, иногда даже насмешливым, Бог знает откуда и по каким законам у нас водворяющимся, и не к одной этой идее, а и ко всему, что жизненно, к правде жизни , ко всему, что даёт и питает жизнь, даёт ей здоровье, уничтожает разложение и зловоние. Этот индифферентизм… давно уже проник и в русское интеллигентское семейство и уже почти что разрушил его. Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация… А высшая идея на земле лишь одна и именно - идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные “высшие” идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из неё одной вытекают» (Ф.М. Достоевский).

Денационализированная культура формировала поколения со внеисторическим мировоззрением и неадекватными действиями. Дочь русского поэта Анна Фёдоровна Тютчева пишет о тлетворных установках, которые насаждались через учебные заведения: «Это поверхностное и легкомысленное воспитание является одним из многих результатов чисто внешней и показной цивилизации, лоск которой русское правительство, начиная с Петра Великого, старается привить нашему обществу, совершенно не заботясь о том, чтобы оно прониклось подлинными и серьезными элементами культуры. Отсутствие воспитания нравственного и религиозного широко раскрыло двери пропаганде нигилистических доктрин , которые в настоящее время нигде так не распространены, как в казённых учебных заведениях» .

Сам Ф.И. Тютчев с горечью писал о распространённых в либеральном обществе антирусских умонастроениях: «Это русофобия некоторых русских людей - кстати, весьма почитаемых… Раньше они говорили нам, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т.д. и т.п., что потому именно они так нежно любят Европу, что она, бесспорно, обладает всем тем, чего нет в России… А что мы видим ныне? По мере того как Россия, добиваясь большей свободы, всё более самоутверждается, нелюбовь к ней этих господ только усиливается» .

Показательны воспоминания книгоиздателя М.В. Сабашникова. Поколениями купечество Сибири развивало хозяйство России. К концу XIX столетия многие деловые люди осознали, что накопленные богатства должны послужить и культурному процветанию Родины. Отец братьев Сабашниковых строит в Москве дом, который становится центром творческого общения и поддержки художественной элиты. Братья получают прекрасное европейское образование и приобщаются к современной культуре. Они воспитаны в атмосфере русской семьи, где господствовали взаимная любовь и доверие. Этот прекрасный человеческий тип был распространен в России конца XIX - начала XX века. Братья Сабашниковы продолжают благотворительную деятельность отца: устраивают больницы, строят храмы, помогают голодающим, организуют на свои средства книгоиздательство. Патриотическое служение не было исключением в рядах русских промышленников, купечества и земства. Однако сознание их было секуляризованным, поэтому они не знали многовековой русской православной культуры, не видели вызовы эпохи, а значит, не были способны к полноценному служению обществу и отечеству.

Отчего люди, выросшие в христианских традициях, становились позитивистами, атеистами, материалистами? Достоевский пытливо доискивался ответа на вопрос: как и почему произошел этот вывих у традиционно воспитанных русских мальчиков ? Как он сам, «происходивший из семейства русского и благочестивого» , с детства верующий и богобоязненный, дошёл до отрицания Бога? «Мы в семействе нашем узнали Евангелие чуть не с первого детства… Каждый раз посещение Кремля и соборов московских было для меня чем-то торжественным» , - вспоминал писатель. Он вынужден был с горечью признать: «Я скажу Вам про себя, что я дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой покрышки» . Духовное разложение проникало сквозь стены русских домов в семьи, разрушая малую Церковь , которая была последним оплотом национальной самобытности.

Что русские патриоты Сабашниковы считали необходимым издать для просвещения народа в первую очередь? Идеалы, которые считались в элите высшими и ценности - жизненно важными, отразились в издательской программе Сабашниковых: книги по тематике идеализма, рационализма, эмпиризма, позитивизма, по проблемам современной науки. На втором плане шла художественная зарубежная классика. Это не говорит о том, что такие издания не нужны для просвещения общества. Большая часть христианской культуры - патристика, сочинения средневековых православных авторов, современных христианских мыслителей России и Запада - была недоступна читающей публике в России, но оставалась вне внимания русского книгоиздательства. Безрелигиозность вполне добропорядочных людей оборачивалась ограниченностью, нечувствием исторически насущного. Новообращённые атеисты не были способны осмыслить многовековую русскую православную цивилизацию , а значит, не понимали главного в судьбе России.

Сабашниковы не издавали произведения, которые отвечали духовным потребностям народа и могли послужить его подлинному просвещению, помогли бы преодолеть отчужденность от народа, живущего православной верой. Их издательская деятельность способствовала прогрессирующей идеологизации образованного общества, в котором утверждались материалистические либо абстрактно-идеалистические взгляды. Поток гуманистической литературы, не уравновешиваемый изданиями с традиционно русским, православным взглядом на мир, не способствовал росту исторического и национального самосознания общества. Критические обзоры выпускаемой литературы, за редким исключением, писались позитивистами, материалистами и сциентистами, которые внедряли в умы читателей предрассудки в качестве непреложных аксиом . Позиции антихристиански настроенных авторов в русской публицистике усиливались. Так, энциклопедия Брокгауза и Ефрона, которая была издана в идеалистическом и отчасти в христианском духе, при переиздании превратилась в «Новый энциклопедический словарь» с позитивистским уклоном под формой «объективной научности». Идейная всеядность (неразличение духов ) и духовная анемия приводили к тому, что общественная активность многих авторитетных деятелей по степени дехристианизации «опережали» уровень их собственной усыхающей религиозности. Примером беспринципности является деятельность промышленника Морозова, который был не только меценатом, но и кредитором террористов. Руками людей, ещё полагающих себя христианами, творилось по существу антихристианское дело.

Динамичная российская действительность предлагала возможности изживания болезни сознания , но представители либеральной интеллигенции оставались верными своим догмам: «Вытесненные из политической борьбы, они уходят в будничную культурную работу. Это прекрасные статистики, строители шоссейных дорог, школ и больниц. Вся земская Россия создана ими. Ими, главным образом, держится общественная организация, запускаемая обленившейся, упадочной бюрократией. В гуще жизненной работы они понемногу выигрывают в почвенности, теряя в “идейности”. Однако остаются до конца, до войны 1914 г., в лице самых патриархальных и почтенных своих старцев, безбожниками и анархистами. Они не подчеркивают этого догмата, но он является главным членом их “Верую”» (Г.П. Федотов).

С середины XIX века творческая энергия большей части образованного общества и делового сословия увлекалась различного рода идеоманиями . Либералы разрабатывали «новое» мировоззрение, нигилисты доводили его до логического предела, а террористы реализовывали радикальные установки в жизни. Либералы уничижали традиции, радикалы отрицали их, а революционеры ниспровергали устои. Общество состояло из двух колонн разрушения : либералы сеяли «новые» революционные идеи, радикалы додумывали до крайних выводов и доделывали то, на что не решались либералы, которым только оставалось признавать и поддерживать левый радикализм. Реальные нужды страны и народа оставались вне внимания утопического общественного сознания . Как самокритично осознаёт думающий, совестливый русский интеллигент - герой романа А.И. Солженицына: «Вот так, веками, занятые только собой, мы держали народ в крепостном бесправии, не развивали ни духовно, ни культурно - и передали эту заботу революционерам» .

В великих реформах Александра II либеральная общественность не задумываясь встала на защиту террора, захлестнувшего страну: «И оружием высказанная ненависть не утихала потом полстолетия. А между выстрелами теми и этими метался, припадал к земле, ронял очки, подымался, руки вздевал, уговаривал и был осмеян неудачливый русский либерализм. Однако заметим: он не был третеец, он не беспристрастен был, не равно отзывался он на выстрелы и окрики с той и другой стороны, он даже не был и либерализмом сам. Русское образованное общество, давно ничего не прощавшее власти, радовалось, аплодировало левым террористам и требовало безраздельной амнистии всем им. Чем далее в девяностые и девятисотые годы, тем гневнее направлялось красноречие интеллигенции против правительства, но казалось недопустимым увещать революционную молодежь, сбивавшую с ног лекторов и запрещавшую академические занятия. Как ускорение Кориолиса имеет строго обусловленное направление на всей Земле, и у всех речных потоков так отклоняет воду, что омываются и осыпаются всегда правые берега рек, а разлив идёт налево, - так и все формы демократического либерализма на Земле, сколько видно, ударяют всегда вправо, приглаживают всегда влево. Всегда левы их симпатии, налево способны переступать ноги, к леву клонятся головы слушать суждения, - но позорно им раздаться вправо или принять хотя бы слово справа… Труднее всего прочерчивать среднюю линию общественного развития: не помогает, как на краях, горло, кулак, бомба, решетка. Средняя линия требует самого большого самообладания, самого твердого мужества, самого расчётливого терпения, самого точного знания» (А.И. Солженицын).

К началу ХХ века в гуманитарном творчестве усиливаются процессы разложения, писатели из обличителей пороков превращаются в растлителей . И.А. Бунин так описывал процесс духовной деградации : «В конце девяностых годов ещё не пришел, но уже чувствовался “большой ветер из пустыни”. И был он уже тлетворен в России для той “новой” литературы, что как-то вдруг пришла на смену прежней… Но вот что чрезвычайно знаменательно для тех дней, когда уже близится “ветер из пустыни”: силы и способности почти всех новаторов были довольно низкого качества, порочны от природы, смешаны с пошлым, лживым, спекулятивным, с угодничеством улице, с бесстыдной жаждой успехов, скандалов… Это время было временем уже резкого упадка в литературе нравов, чести, совести, вкуса, ума, такта, меры… Розанов в то время очень кстати (с гордостью) заявил однажды: “Литература - мои штаны, что хочу, то в них и делаю…” Впоследствии Блок писал в своём дневнике: “Литературная среда смердит”… Богохульство, кощунство - одно из главных свойств революционных времен, началось ещё с самыми первыми дуновениями “ветра из пустыни”» . Об экзальтированной атмосфере разложения свидетельствует популярная характеристика, которую дал своей родине один из публицистов: «Всероссийское трупное болото» .

Творческая интеллигенция с энтузиазмом добивала остатки традиций и служила подготовке фаланг разрушителей. В результате всеобщего идейного ослепления та часть образованного общества и делового класса, которая могла бы стать костяком преобразований, оказалась на стороне ниспровергателей России. Не миновало это поветрие и традиционно консервативное сословие купечества.

Отрицание в либеральном обществе традиционной культуры и Православия, ориентация на чуждые идеологии сыграли роковую роль в судьбе России. Утопическая мечтательность без нравственной взыскательности и без чувства гражданского долга - не безобидная игра ума. Стихия пустого фантазирования подтачивает душевные скрепы, подталкивает нарушить моральные и духовные нормы. Некритическая восприимчивость к чужеродным идеям разлагает сознание. Всякое творчество вне ответственности перед Творцом способно пробудить гибельные стихии. Общественная активность, гражданская деятельность без религиозного чувства - готовности к грядущему небесному предстоянию - разрушительны для дома земного - отечества. Тотальное подчинение частным идеям самого прекрасного толка - болезнь духа . Заигрывание с идеологическими «измами» ведёт к последовательной деградации человека. Атеизм стерилизует совесть и лишает духовной ориентации. Это видно на примере атеизма Белинского, не ощутившего чудовищности своего призыва к уничтожению ста тысяч голов во имя торжества социализма в мире. Материализм приземляет жизненные интересы и идеалы. Рационализм выхолащивает душу, формализирует и сужает сознание, внедряет уверенность в возможности арифметического решения всех проблем. Дорого обошлась России эта самоуверенность рассудка ! Формулы для будущих глобальных социальных экспериментов заготавливались на «письменном столе» русской публицистики и журналистики, где господствовал маниакальный тон , который Лесков назвал «клеветническим террором в либеральном вкусе » . Яды, отравившие Россию, накапливались в прокуренных говорильнях русских мальчиков . Эмпиризм в свою очередь развязывал руки для бездумных экспериментов над живым и жизнью. Позитивизм же внедрял «мудрое» равнодушие к происходящему тем, кто был способен что-то понять.

Виктор Аксючиц, философ, член Политического Совета партия "Родина"

Поражение декабристов и усиление полицейско-репрессивной политики правительства не привели к спаду общественного движения. Напротив, оно еще более оживилось. Центрами развития общественной мысли стали различные петербургские и московские салоны (домашние собрания единомышленников), кружки офицеров и чиновников, высшие учебные заведения (в первую очередь Московский университет), литературные журналы: «Москвитянин», «Вестник Европы». «Отечественные записки», «Современник» и др. В общественном движении второй четверти XIX в. началось размежевание трех идейных направлений: радикального, либерального и консервативного. В отличие от предыдущего периода активизировалась деятельность консерваторов, защищавших существовавший в России строй.

Консерватизм в России опирался на теории, доказывавшие незыблемость самодержавия и крепостного права. Идея необходимости самодержавия как своеобразной и издревле присущей России формы политической власти своими корнями уходит в период укрепления Русского государства. Она развивалась и совершенствовалась в течение XVIII-XIX вв. приспосабливаясь к новым общественно-политическим условиям. Особое звучание для России эта идея приобрела после того, как в Западной Европе было покончено с абсолютизмом. В начале XIX в. Н. М. Карамзин писал о необходимости сохранения мудрого самодержавия, которое, по его мнению, «основало и воскресило Россию». Выступление декабристов активизировало консервативную общественную мысль.

Для идеологического обоснования самодержавия министр народного просвещения граф С. С. Уваров создал теорию официальной народности. Она была основана на трех принципах: самодержавие, православие, народность. В этой теории преломились просветительские идеи о единении, добровольном союзе государя и народа, об отсутствии социальных антагонизмов в русском обществе. Своеобразие России заключалось в признании самодержавия как единственно возможной в ней формы правления. Эта идея стала базисной для консерваторов вплоть до крушения самодержавия в 1917 г. Крепостное право рассматривалось как благо для народа и государства. Консерваторы считали, что помещики осуществляют отеческую заботу о крестьянах, а также помогают правительству поддерживать порядок и спокойствие в деревне. По мнению консерваторов, необходимо было сохранять и укреплять сословную систему, в которой ведущую роль играло дворянство в качестве главной опоры самодержавия. Православие понималось как присущая русскому народу глубокая религиозность и приверженность ортодоксальному христианству. Из этих постулатов делался вывод о невозможности и ненужности коренных социальных изменений в России, о необходимости укрепления самодержавия и крепостного права.

Теория официальной народности и другие идеи консерваторов развивались журналистами Ф. В. Булгариным и Н. И. Гречем, профессорами Московского университета М. П. Погодиным и С. П. Шевыревым. Теория официальной народности не только пропагандировалась через прессу, но и широко внедрялась в систему просвещения и образования.

Либеральное направление

Теория официальной народности вызвала резкую критику либерально настроенной части общества. Наибольшую известность получило выступление П. Я. Чаадаева, написавщего «Философические письма» с критикой самодержавия, крепостничества и всей официальной идеологии. В первом письме, опубликованном в журнале «Телескоп» в 1836 г., П. Я. Чаадаев отрицал возможность общественного прогресса в России, не видел ни в прошлом, ни в настоящем русского народа ничего светлого. По его мнению, Россия, оторванная от Западной Европы, закостенелая в своих нравственно-религиозных, православных догмах, находилась в мертвом застое. Спасение России, ее прогресс он видел в использовании европейского опыта, в объединении стран христианской цивилизации в новую общность, которая обеспечит духовную свободу всех народов.

Правительство жестоко расправилось с автором и издателем письма. П. Я. Чаадаева объявили сумасшедшим и отдали под полицейский надзор. Журнал «Телескоп» закрыли. Его редактор - Н. И. Надеждин был выслан из Москвы с запрещением заниматься издательской и педагогической деятельностью. Однако идеи, высказанные П. Я. Чаадаевым, вызвали большой общественный резонанс и оказали значительное влияние на дальнейшее развитие общественной мысли.

На рубеже 30-40-х годов XIX в. среди оппозиционных правительству либералов сложилось два идейных течения - славянофильство и западничество. Идеологами славянофилов были писатели, философы и публицисты: К. С. и И. С. Аксаковы, И. В. и П. В. Киреевские, А. С. Хомяков, Ю. Ф. Самарин и др. Идеологами западников - историки, юристы, писатели и публицисты: Т. Н. Грановский К. Д. Кавелин, С. М. Соловьев, В. П. Боткин, П. В. Анненков, И. И. Панаев, В. Ф. Корш и др. Представителей этих течений объединяло желание видеть Россию процветающей и могучей в кругу всех европейских держав. Для этого они считали необходимым изменить ее социально-политический строй, установить конституционную монархию, смягчить и даже отменить крепостное право, наделить крестьян небольшими наделами земли, ввести свободу слова и совести. Боясь революционных потрясений, они считали, что само правительство должно провести и необходимые реформы. Вместе с тем были и существенные различия во взглядах славянофилов и западников.

Славянофилы преувеличивали особенность исторического пути развития России и се национальную самобытность. Капиталистический строй, который утвердился в Западной Европе, казался им порочным, несущим обнищание народа и падение нравов. Идеализируя историю допетровской Руси, они настаивали на возвращении к тем порядкам, когда Земские соборы доносили до власти мнение народа, когда между помещиками и крестьянами якобы существовали патриархальные отношения. В то же время славянофилы признавали необходимость развития промышленности, ремесел и торговли. Одна из основополагающих идей славянофилов заключалась в том, что единственно верной и глубоко нравственной религией является православие. По их мнению, русскому народу присущ особый дух коллективизма в отличие от Западной Европы, где царит индивидуализм. Борьба славянофилов против низкопоклонства перед Западом, изучение ими истории народа и народного быта имели большое положительное значение для развития русской культуры.

Западники исходили из того, что Россия должна развиваться в русле европейской цивилизации. Они резко критиковали славянофилов за противопоставление России и Запада, объясняя ее отличие исторически сложившейся отсталостью. Отрицая особую роль крестьянской общины, западники считали, что правительство навязало ее народу для удобства управления и сбора налогов. Они выступали за широкое просвещение народа, полагая, что это единственно верный путь для успеха модернизации социально-политического строя России. Их критика крепостнических порядков и призыв к изменению внутренней политики также способствовали развитию общественно-политической мысли.

Славянофилы и западники заложили в 30-50-е годы XIX в. основу либерально-реформистского направления в общественном движении.

Радикальное направление

Во второй половине 20-х - первой половине 30-х годов характерной организационной формой антиправительственного движения стали кружки, объединявшие не более 20-30 членов. Они появлялись в Москве и в провинции, где не так сильно, как в Петербурге, утвердился полицейский надзор и шпионаж. Их участники разделяли идеологию декабристов и осуждали расправу с ними. Вместе с тем они пытались преодолеть ошибки своих предшественников, распространяли вольнолюбивые стихи, критиковали правительственную политику. Широкую известность приобрели произведения поэтов-декабристов. Вся Россия зачитывалась знаменитым посланием в Сибирь А. С. Пушкина и ответом ему декабристов.

Московский университет стал центром формирования антикрепостнической и антисамодержавной идеологии (кружки братьев П. М. и В. Критских, Н. П. Сунгурова и др.). Эти кружки действовали непродолжительное время и не выросли в организации, способные оказать серьезное влияние на изменение политического положения в России. Их члены лишь обсуждали внутреннюю политику, строили наивные планы реформирования страны. Однако правительство жестоко расправилось с участниками кружков. Студент А. Полежаев за свободолюбивую поэму «Сашка» был исключен из университета и отдан в солдаты. По личному повелению императора часть членов кружка братьев Критских заточили в Шлиссельбургскую крепость и каземат Соловецкого монастыря, некоторых выселили из Москвы и отдали под надзор полиции. Одних участников «Сунгуровского общества» суд приговорил к ссылке на каторжные работы, других - к отправке в солдаты.

Тайные организации первой половины 30-х годов XIX в. имели в основном просветительский характер. Вокруг Н. В. Станкевича, В. Г. Белинского, А. И. Герцена и Н. П. Огарева сложились группы, члены которых изучали отечественные и иностранные политические произведения, пропагандировали новейшую западную философию.

Для второй половины 30-х годов характерен спад общественного движения в связи с разгромом тайных кружков, закрытием ряда передовых журналов. Многие общественные деятели увлеклись философским постулатом Г. В. Ф. Гегеля «все разумное действительно, все действительное разумно» и на этой основе пытались примириться с «гнусной», по оценке В, Г, Белинского, российской действительностью.

В 40-е годы XIX в. в радикальном направлении наметился новый подъем. Он был связан с деятельностью В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. П. Огарева, М. В. Буташевича-Петрашевского и др.

Литературный критик В. Г. Белинский, раскрывая идейное содержание рецензируемых произведений, воспитывал у читателей ненависть к произволу и крепостничеству, любовь к народу. Идеалом политического строя для него было такое общество, в котором «не будет богатых, не будет бедных, ни царей, ни подданных, но будут братья, будут люди». В. Г. Белинскому были близки некоторые идеи Западников, однако он видел и отрицательные стороны европейского капитализма. Широкую известность приобрело его «Письмо к Гоголю», в котором он порицал писателя за мистицизм и отказ oт общественной борьбы. В. Г. Белинский писал: «России нужны не проповеди, а пробуждение чувства человеческого достоинства. Цивилизация, просвещение, гуманность должны стать достоянием русского человека». Разошедшееся в сотнях списков «Письмо» имело большое значение для воспитания нового поколения общественных деятелей радикального направления.

Петрашевцы

Оживление общественного движения в 40-х годах выразилось в создании новых кружков. По имени руководителя одного из них - М. В. Буташсвича-Пстрашевского - его участники были названы петрашевцами. В кружок входили чиновники, офицеры, учителя, писатели, публицисты и переводчики (Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. Н. Майков, А. Н. Плещеев и др.).

М. В. Пеграшевекий на паях создал со своими друзьями первую коллективную библиотеку, состоявшую преимущественно из сочинений по гуманитарным наукам. Пользоваться книгами могли не только петербуржцы, но и жители провинциальных городов. Для обсуждения проблем, связанных с внутренней и внешней политикой России, а также литературы, истории и философии члены кружка устраивали свои собрания - известные в Петербурге «пятницы». Для широкой пропаганды своих взглядов петрашевцы в 1845-1846 гг. приняли участие в издании «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка». В нем они излагали сущность европейских социалистических учений, особенно Ш. Фурье, оказавшею большое влияние на формирование их мировоззрения.

Петрашевцы решительно осуждали самодержавие и крепостное право. В республике они видели идеал политического устройства и намечали программу широких демократических преобразований-В 1848 г. М. В. Петрашевский создал «Проект об освобождении крестьян», предлагая прямое, безвозмездное и безусловное освобождение их с тем наделом земли, который они обрабатывали. Радикальная часть петрашевцев пришла к выводу о назревшей необходимости восстания, движущей силой которого должны были стать крестьяне и горнозаводские рабочие Урала.

Кружок М. В. Петрашевского был раскрыт правительством в апреле 1849 г. К следствию привлекли более 120 человек. Комиссия квалифицировала их деятельность как «заговор идей». Несмотря на это. участники кружка были жестоко наказаны. Военный суд приговорил 21 человека к смертной казни, но в последнюю минуту расстрел был заменен бессрочной каторгой. (Инсценировка расстрела очень выразительно описана Ф. М. Достоевским в романе «Идиот».)

Деятельность кружка М. В. Петрашевского положила начало распространению в России западно-европейских социалистических идей.

А. И. Герцен и теория общинного социализма. Создание отечественной разновидности социалистической теории связано с именем А. И. Герцена. Он и его друг Н. П. Огарев еще мальчиками дали клятву бороться за лучшее будущее народа. За участие в студенческом кружке и пение песен с «гнусными и злоумышленными» выражениями в адрес царя они были арестованы и отправлены в ссылку. В 30 - 40-х годах А. И. Герцен занимался литературной деятельностью. Его произведения содержали идею борьбы за свободу личности, протест против насилия и произвола. За его творчеством пристально следила полиция. Поняв, что в России невозможно пользоваться свободой слова, А. И. Герцен в 1847 г. уехал за границу. В Лондоне он основал «Вольную русскую типографию» (1853 г.). выпустил 8 книг сборника «Полярная звезда», на титуле которых поместил миниатюру из профилей 5 казненных декабристов, организовал вместе с Н. П. Огаревым издание первой бесцензурной газеты «Колокол» (1857-1867 гг.). Последующие поколения революционеров видели огромную заслугу А. И. Герцена в создании вольной русской прессы за границей.

В молодости А. И. Герцен разделял многие идеи западников, признавал единство исторического развития России и Западной Европы. Однако близкое знакомство с европейскими порядками, разочарование в результатах революций 1848-1849 гг. убедили его в том, что исторический опыт Запада не подходит русскому народу. В связи с этим он занялся поиском принципиально нового, справедливого общественного устройства и создал теорию общинного социализма. Идеал общественного развития А. И. Герцен видел в социализме, при котором не будет частной собственности и эксплуатации. По его мнению, русский крестьянин лишен частнособственнических инстинктов, привык к общественной собственности на землю и ее периодическим переделам. В крестьянской общине А. И. Герцен видел готовую ячейку социалистического строя. Поэтому он сделал вывод, что русский крестьянин вполне готов к социализму и что в России нет социальной основы для развития капитализма. Вопрос о путях перехода к социализму решался А. И. Герценом противоречиво. В одних работах он писал о возможности народной революции, в других - осуждал насильственные методы изменения государственного строя. Теория общинного социализма, разработанная А. И. Герценом, во многом служила идейным основанием деятельности радикалов 60-х годов и революционных народников 70-х годов XIX в.

В целом вторая четверть XIX в. была временем «наружного рабства» и «внутреннего освобождения». Одни - молчали, напуганные правительственными репрессиями. Другие - настаивали на сохранении самодержавия и крепостничества. Третьи - активно искали пути обновления страны, совершенствования ее социально-политической системы. Основные идеи и направления, сложившиеся в общественно-политическом движении первой половины XIX в., с незначительными изменениями продолжали развиваться и во второй половине.

Главная - сохранение старой социально-политической системы и в первую очередь самодержавного строя с его политическим аппаратом, привилегированным положением дворянства, отсутствием демократических свобод. Не менее значимая причина - нерешённость аграрно-крестьянского вопроса, который оставался центральным в общественной жизни страны. Половинчатость реформ 60-70-х годов и колебания правительственного курса (то меры в сторону либерализации, то усиление репрессий) также активизировали общественное движение. Особой причиной были разнообразие и острота социальных противоречий. К прежним - между крестьянами и помещиками - добавились новые, вызываемые развитием капитализма, - между рабочими и предпринимателями, либеральной буржуазией и консервативным дворянством, между самодержавием и народами, входившими в состав Российской империи.

Отличительной чертой общественной жизни России второй половины XIX в. было отсутствие мощных антиправительственных выступлений широких народных масс. Крестьянские волнения, вспыхнувшие после 1861 г., быстро сошли на нет, рабочее движение находилось в зачаточном состоянии. Народ сохранял царистские иллюзии. Политическую инертность проявляла и буржуазия. Всё это давало почву для торжества воинствующего консерватизма и обуславливало крайне узкую социальную основу для деятельности революционеров.

Консерваторы . Социальную основу этого направления составляло реакционное дворянство, духовенство, мещанство, купечество и значительная часть крестьянства.

Консерватизм второй половины в. остался в идеологических рамках теории «официальной народности». Самодержавие по-прежнему объявлялось важнейшим устроем государства, обеспечивающим величие и славу России. Православие провозглашалось основой духовной жизни народа и активно насаждалось. Народность означала единение царя с народом, что подразумевало отсутствие почвы для социальных конфликтов. В этом консерваторы видели своеобразие исторического пути России.

Во внутриполитической области консерваторы боролись за незыблемость самодержавия, против проведения либеральных реформ60-70-х годов, а в последующие десятилетия добивались ограничения их результатов. В экономической сфере они ратовали за неприкосновенность частной собственности, сохранение помещичьего землевладения и общины. В социальной области они настаивали на укреплении позиций дворянства - основы и сохранении сословного деления общества. Во внешней политике ими развивались идеи панславизма - единение славянских народов вокруг России. В духовной сфере представители консервативной интеллигенции отстаивали принципы патриархального образа жизни, религиозности, безусловного подчинения власти. Основной мишенью для их критики стала теория и практика нигилистов, отрицавших традиционные моральные принципы.

Идеологами консерваторов были К.П.Победоносцев, Д.А.Толстой, М.Н.Катков. Распространению их идей способствовали чиновничье-бюрократический аппарат, церковь и реакционная печать. М.Н.Катков в газете «Московские ведомости» подталкивал деятельность правительства в реакционном направлении, формулировал основные идеи консерватизма и формировал в этом духе общественное мнение.

Консерваторы были охранителями-государственниками. Они отрицательно относились к любым массовым социальным действиям, ратуя за порядок, спокойствие и традиционность.

Либералы . Социальную основу либерального направления составляли обуржуазившиеся помещики, часть буржуазии и интеллигенции (учёные, писатели, журналисты, врачи и др.).

Они отстаивали идею об общем с Западной Европой пути исторического развития России.

Во внутриполитической области либералы настаивали на введении конституционных начал, демократических свобод и продолжении реформ. Они выступали за общероссийского выборного органа (Земского собора), расширение прав и функций местных органов самоуправления (земств). Политическим идеалом для них была конституционная монархия. Либералы ратовали за сохранение сильной исполнительной власти, полагая её необходимым фактором стабильности, призывали провести мероприятия, способствующие становлению в России правового государства и гражданского общества.

В социально-экономической сфере они приветствовали развитие капитализма и свободы предпринимательства, выступали за сохранение частной собственности, понижение выкупных платежей. Требование ликвидировать сословные привилегии, признание неприкосновенности личности, её права на свободное духовное развитие были основой их морально-этических взглядов.

Либералы стояли за эволюционный путь развития, считая реформы главным методом социально-политической модернизации России. Они были готовы к сотрудничеству с самодержавием. Поэтому их деятельность в основном состояла в подаче на имя царя «адресов» - ходатайств с предложением программы преобразований. Наиболее «левые» либералы иногда использовали конспиративные совещания своих сторонников.

Идеологами либералов являлись учёные, публицисты, земские деятели (К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин, В.А. Гольцев, Д.И. Шаховской, Ф.И. Родичев, П.А. Долгоруков). Их организационной опорой были земства, журналы («Русская мысль», «Вестник Европы») и научные общества. Они писали о поспешности реформ, о психологической неготовности некоторых слоев народа к переменам. Поэтому главное, по их мнению, состояло в том, чтобы обеспечить спокойное, без потрясений «врастание» общества в новые формы жизни. Им приходилось бороться и с проповедниками «застоя», панически боявшимися перемен в стране, и с радикалами, упорно проповедовавшими идею социального скачка и быстрого преобразования России (причем на принципах социального равенства). Либералов пугали призывы к народной мести угнетателям, раздававшимся из лагеря радикальной разночинной интеллигенции. Либералы не создали устойчивой и организационно оформленной оппозиции правительству.

Особенности российского либерализма: его дворянский характер из-за политической слабости буржуазии и готовность к сближению с консерваторами. Их объединяла боязнь народного «бунта» и действий радикалов.

Российский либерализм имел много различных граней. Левым своим крылом он касался революционного подполья, правым -- лагеря охранителей. Существуя в пореформенной России и как часть политической оппозиции и в составе правительства («либеральные бюрократы»), либерализм в противовес революционному радикализму и политическому охранительству выступал как фактор гражданского примирения, столь необходимого тогда России. Российский либерализм был слаб, и это предопределялось неразвитостью социальной структуры страны, практическим отсутствием в ней «третьего сословия», т.е. достаточно многочисленной буржуазии.

Радикалы . Представители этого направления развернули активную антиправительственную деятельность. В отличие от консерваторов и либералов они стремились к насильственным методам преобразования России и коренному переустройству общества (революционный путь).

Во второй половине XIX в. Радикалы не имели широкой социальной основы, хотя объективно они выражали интересы трудящихся (крестьян и рабочих). В движении участвовали выходцы из разных слоёв общества (разночинцы), посвятившие себя служению народу.

Радикализм во многом провоцировался реакционной политикой правительства и условиями российской действительности: полицейский произвол, отсутствие свободы слова, собраний и организаций. Поэтому в самой России могли существовать только тайные организации. Теоретики радикалов, как правило, были вынуждены эмигрировать и действовать за границей. Это способствовало укреплению связей русского и западно-европейского революционных движений.

В радикальном направлении второй половины XIX в. господствующее положение занимало течение, идейным основанием которого была теория особого, некапиталистического развития России и «общественного социализма».

В истории движения радикалов второй половины XIX в. выделяются три этапа: 60-е годы - складывание революционно-демократической идеологии и создание тайных разночинских кружков; 70-е годы - оформление народнической доктрины, особый размах агитационной и террористической деятельности организаций революционных народников; 80-90-е годы - активизация либеральных народников и начало распространения марксизма, на основе которого были созданы первые социал-демократические группы; в середине 90-х годов - ослабление популярности народничества и непродолжительный период широкого увлечения марксистскими идеями демократически настроенной интеллигенцией.

Вывод. В пореформенный период окончательно оформились три направления в общественном движении - консерваторы, либералы и радикалы. У них были разные политические цели, организационные формы и методы борьбы, духовные и морально-этнические позиции.

Общественность и либерализм

Революция 1905–1907 годов полностью изменила контекст российской политики. Интеллигенция и общественность, у которых раньше были только робкие и искусственно созданные контакты с немногими крестьянами и рабочими, внезапно оказались брошенными в массовую политику. В течение нескольких коротких месяцев им пришлось создавать политические партии, составлять программы и представлять их населению, еще менее привычному к политике, чем они сами.

Решающая перемена пришла с манифестом 17 октября 1905 года, которым царь гарантировал подданным широкий набор гражданских прав и объявил об учреждении законодательного собрания, Государственной Думы, избираемой на массовой основе, включающей рабочих, крестьян и нерусские народы. Это было торжество большинства политических активистов общественности, давно призывавших покончить с самодержавием.

Зарождение либерального движения относилось к началу 1890-х годов и было связано со всплеском общественного мнения в связи с реакцией на голод 1891–1892 годов. Картина всеобщей нищеты и некомпетентности властей вначале подтолкнула многих молодых представителей интеллигенции предложить свои услуги по обеспечению голодающих продовольствием и лечению болезней, а затем к попытке хотя бы что-то изменить в условиях, ставших причиной подобного бедствия. Естественной ареной для такого рода деятельности являлись земства, отвечавшие за экономические аспекты местной жизни. Другой были автономные научные ассоциации вроде Московского общества права и Санкт-Петербургского свободного экономического общества с его отделениями, Санкт-Петербургского комитета грамотности.

В 1890-е годы совещательные собрания профессиональных ассоциаций принимали все более ярко выраженную политическую окраску. Больше всего делегатов беспокоили барьеры, отделявшие крестьян от остального общества: административная изоляция на волостном уровне, опека земских начальников, клеймо телесных наказаний. Многие призывали к введению всеобщего начального образования. Земства тоже пытались объединить свою деятельность. В 1896 году Д. Н. Шипов, председатель Московской губернской земской управы, во время Нижегородской ярмарки созвал собрание коллег для обсуждения проблем, но когда попытался повторить это на следующий год, полиция не дала разрешения.

Однако настоящие волнения, как всегда, начались в университетах. В феврале 1899 года студентам Санкт-Петербургского университета отказали в праве отметить традиционный юбилей. Студенты игнорировали запрет, заявив, что у них есть «права», и вступили в столкновения с полицией, которая разогнала их силой. Студенты объявили забастовку протеста и послали эмиссаров в другие университеты: через несколько дней студенты Москвы и Киева тоже бойкотировали лекции, призывая покончить с деспотичной дисциплиной и полицейской жестокостью. Власти арестовали лидеров забастовщиков, но позднее, когда остальные вернулись на занятия, - освободили.

Весь инцидент типичен для тех напряженных отношений, которые существовали между властями и студентами. Как отмечал Ричард Пайпс, «правительство восприняло безобидное проявление юношеского духа как акт мятежа. В ответ радикальные интеллигенты возвели жалобы студентов на неправильное обращение со стороны полиции в ранг полного отрицания „системы“».

Как оказалось в последующие годы, это было всего лишь начало хронических волнений в высших учебных заведениях.

Недовольство нарастало и в земствах, хотя выражалось не столь бурно. В первые годы XX века, столкнувшись с полной косностью властей, представители «третьего сословия» в частных беседах начали обсуждать создание нелегальных политических движений, способных осуществить перемены. В 1901 году либеральная газета «Освобождение» вышла в Штутгарте, причем редактором был бывший марксист П. В. Струве (он написал первую программу социал-демократической партии). На следующий год в Швейцарии двадцать представителей земств и радикальной интеллигенции образовали «Союз освобождения», ставивший целью ликвидацию самодержавия и установление конституционной монархии с парламентом, избираемым на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.

Вслед за неудачами в русско-японской войне «Союз» начал более открытую кампанию внутри России, распространяя свою газету и проводя «либеральные банкеты», на которых звучали оппозиционные речи и собирались деньги на общее дело. На некоторых из банкетов выдвигались требования созыва Учредительного собрания, требования более радикальные, так как оставляли открытым вопрос, быть ли России монархией или республикой.

Хотя «Союз освобождения» оставался либеральным движением и выступал против насилия как средства изменения режима, условия, в которых приходилось действовать, волей-неволей сближали его с революционными социалистическими партиями. В октябре 1904 года в Париже «Союз» провел консультации с такими партиями. Все присутствовавшие согласились действовать вместе во имя общих целей, на данной стадии состоявших в ликвидации самодержавия и установлении демократически избранного законодательного собрания, ответственного за назначение правительства.

Таким образом, либералы оказались в одних рядах с революционерами, общественность - с рабочими и крестьянами, а умеренные - с террористами. Неразборчивое смешение политических взглядов и методов продолжалось большую часть 1905 года. При всех своих различиях все сходились на том, что первоочередная задача - избавиться от самодержавия. Земские активисты начали требовать демократически избранного парламента, затем - правда, не все - Учредительного собрания, вместе с освобожденцами провозгласив лозунг «Слева врагов нет!». «Союз союзов», учрежденный в мае 1905 года для объединения политических кампаний профессиональных союзов, являлся примером этого полиморфизма. В него преимущественно входили ассоциации творческих профессий, а также один рабочий союз и две небольшие группы активистов. Среди его членов были профессора, школьные учителя, адвокаты, врачи, инженеры, журналисты, аптекари, ветеринары, бухгалтеры, железнодорожники и земские служащие, «Ассоциация за равноправие женщин» и «Ассоциация за равноправие евреев».

Обстоятельства, сопутствовавшие созданию «Союза союзов», придали российскому либеральному движению радикализм и даже революционность, окрасившие последующую политическую деятельность и помешавшие достижению плодотворных рабочих отношений даже с реформистским правительством, настроенным на сотрудничество с Думой. Впоследствии эта тенденция еще более окрепла в результате выборов в Первую Думу, в ходе которых либеральный электорат проявил свою радикальную природу.

Знаменосцем российского либерализма была конституционно-демократическая партия, учрежденная в октябре 1905 года под руководством профессора русской истории Московского университета П. Н. Милюкова. Тяжеловесное название отражало тот факт, что тон задавали профессора и юристы, но вскоре в просторечии его сократили до «кадетов». С самого начала это была настоящая партия, с сетью отделений в провинциях, где ее члены вели агитационную работу среди населения, и регулярно проводившимися съездами, определявшими политику организации. Несмотря на это, кадеты так и не были формально легализованы режимом, потому что отказывались осудить революционный терроризм.

На первых двух съездах новая партия отвергла октябрьский манифест как недостаточный и призвала к установлению подлинной «конституционной и парламентской монархии», основанной на всеобщем избирательном праве. Программа включала принудительное отчуждение помещичьих земель (с компенсацией) и наделение ею страдающих от безземелья крестьян; замену непрямых налогов прогрессивным подоходным; гарантию гражданских прав; введение всеобщего свободного и обязательного начального образования; установление восьмичасового рабочего дня и страхования для рабочих; а также самоопределение для всех народов империи.

Почти не имея опыта политической ответственности, общественность в своих взглядах всегда склонялась к радикализму. Тем не менее среди помещиков и торговой буржуазии значительное меньшинство сочло кадетскую программу бунтарской и направленной скорее на подрыв социального порядка, чем на его сохранение. Эти более консервативные либералы основали «Союз 17 октября», лидером которого стал А. И. Гучков, московский предприниматель из семьи староверов. Октябристы разделяли многие взгляды кадетов, но считали себя умеренными реформаторами и основной упор делали на укрепление государства и частной собственности. Как явствует из названия, октябристы не претендовали на роль политической партии и смотрели на себя как на союз политических групп, объединенных общими проблемами. В отличие от кадетов, они отвергали и осуждали революционный терроризм и принимали политический порядок, предусмотренный октябрьским манифестом, противодействовали требованиям принудительного отчуждения помещичьих земель и выступали за сохранение единства империи даже в ущерб интересам этнических групп.

При всем несовпадении политических мнений в целом общественность сходилась на том, что после октябрьского манифеста дальнейшие попытки насильственного свержения правительства являются неоправданными и не должны быть поддержаны. Таким образом, режиму удалось достичь своей цели и расколоть противников. Большинство рабочих и крестьян и, конечно, социалистические партии остались неудовлетворенными уступками, которые сделало правительство, и были готовы к продолжению насилия. Даже либералы и миролюбивая кадетская партия не нашли сил осудить это насилие: ощущая давление снизу, кадеты не могли отказаться от лозунга «Слева врагов нет!».