Глобальная конкуренция на мировом рынке. Менеджмент международной конкуретноспособности

Обозреватель - Observer 2004 №4 (171)

РОССИЯ В ГЛОБАЛЬНОЙ КОНКУРЕНЦИИ

Михаил Делягин,

Председатель Президиума - научный руководитель

Института проблем глобализации,

доктор экономических наук

Для "светлого будущего" России надо сменить элиту

Прогнозирование развития России традиционно идет "от достигнутого", на основе ее внутреннего потенциала, с лишь эпизодическим учетом влияния мировой экономической, политической и информационной среды. Это планирование, исходившее из собственного (в классическом случае - производственного) потенциала развития планируемого объекта, пренебрегая внешней средой его функционирования (спросом на его продукцию), обесценивает результаты анализа и делает их недостоверными.

Игнорирование международной конкурентной среды превращает традиционное прогнозирование в опасный инструмент самоуспокоения. Слабость кажется допустимой, так как оставляет "за рамками" рассмотрения последствия вызываемого ею ухудшения позиций во внешней конкуренции.

Наконец, недостаток традиционного подхода - необходимость прогнозирования решения внутрироссийских проблем. Это по вполне объективным и понятным причинам превращает прогноз в инструмент внутриполитической борьбы, что подрывает как его научную эффективность, так и доверие к нему.

Изложенное свидетельствует о необходимости дополнения традиционного подхода прогнозированием внешней, мировой среды существования страны. Эта среда устанавливает развитию общества внешние, не зависимые от него требования и ограничения и создает тот "коридор возможностей", в которых оно будет действовать, которые оно сможет или не сможет реализовать.

Это кардинально изменяет саму модальность прогноза. Не обязательные к исполнению пожелания, связанные с реализацией внутренних возможностей, сменяются категорическими императивами национального развития: внешними, объективными и не зависящими от состояния общества, без реализации которых оно не обеспечит себе приемлемого места в мировой конкуренции. Такой подход особенно важен для России, сохраняющей, несмотря на чудовищную и всеобщую деградацию, значительный потенциал мобилизации, но демонстрирующей абсолютную неспособность к необходимой модернизации в комфортных условиях устойчивого притока "нефтедолларов", характерного для последних лет.

Конечно, это требует усилий, организации и времени, не говоря уже о знаниях, во многом утраченных нашим обществом.

Глобализация и регионализация

Ключевая проблема современного человечества - его нарастающее разделение.

На рубеже XIX и ХХ вв. мир достиг исключительно высокой для тогдашнего развития интеграции, к которой сложившиеся к тому времени системы общественного управления оказались совершенно не готовы. В результате, устранив внутренние барьеры на рынках, эта интеграция предельно (вплоть до развязывания мировой войны) обострила конкуренцию между развитыми странами и привела к глубокому разделению человечества. Весь мировой экономический рост после второй мировой войны опирался на постепенное изживание этой сегментации, пока победа Запада в "холодной войне" не покончила с ней окончательно.

Новое устранение барьеров на мировых рынках (модные сопоставления с интеграцией начала ХХ в. некорректны, так как сейчас наиболее значима интеграция на рынке услуг, тогда зачаточном) породило новые комплексы неодолимых проблем и, соответственно, новую волну сегментации.

Старая модель "роста за счет интеграции", обеспечивавшая развитие после войны, была в основном исчерпана уже к началу 90-х годов ХХ в. Пока не будет сформирована новая модель развития, о его высоких темпах и тем более устойчивом росте, - хотя бы развитых стран, образующих 70% экономики мира, - придется забыть.

Сегментация человечества идет сразу в нескольких направлениях, по нескольким критериям.

На поверхности - разделение между успешными и неразвитыми странами ("между богатыми и бедными", "между золотым миллиардом и остальным миром). Прогресс Запада и успешных стран Азии слишком заметен на фоне вымирающей Африки, содрогающейся в конвульсиях Латинской Америки, стагнирующей уже второе десятилетие Японии, деградирующих Восточной и особенно Юго-Восточной Европы и постсоветского пространства.

В начале 90-х годов разрыв между развитыми странами и остальным миром окончательно принял технологический характер: современные технологии слишком сложны и дороги, чтобы их могли не то что создавать, но даже применять относительно неразвитые страны. Это лишает их самой возможности эффективно работать - и, соответственно, лишает их будущего. Развитые страны осознают эту проблему преимущественно через призму "цифрового неравенства", которое ограничивает рынки сбыта производимой их корпорациями сложной дорогой высокотехнологичной продукции, а следовательно - и возможности их технологического прогресса.

На деле проблема глубже: рост эффективности информационных технологий привел к классическому "кризису перепроизводства" информационных (в широком смысле слова) услуг, то есть прежде всего к "перепроизводству ожиданий". Их объем слишком велик даже для глобальных рынков. Именно это - наиболее глубокая причина структурного кризиса, охватившего экономики развитых стран и мировую экономику в целом.

Расширение же глобальных рынков сдерживается не только бедностью населения развивающихся стран, но и культурным барьером: технологии пропаганды и даже обработки информации, разработанные для одной цивилизационной парадигмы, часто не воспринимаются в рамках другой или воспринимаются с принципиальными искажениями. Результат - ограничение рынков сбыта и, соответственно, сокращение притока ресурсов для дальнейшего прогресса информационных технологий Запада. Естественно, развитые страны будут прилагать все усилия для смягчения этого кризиса, которое не только лишает их перспектив безусловного мирового лидерства (из-за сокращения финансирования развития технологий), но и порождает внутренние проблемы, уже запустив процесс маргинализации части среднего класса - превращение "общества двух третей" в "общество половины".

Представляется крайне существенным, что системы социального обеспечения развитых стран, особенно США, ориентированы в конечном счете на фондовый рынок. Даже его стагнация подрывает всю систему социальной защиты Запада, ставя тем самым под вопрос главное завоевание западной цивилизации - "общество благоденствия". Ситуация усугубляется тем, что современные технологии делают условием достижения социального успеха адекватное воспитание и творческие способности, что делает достижение жизненного успеха невозможным для значительной части граждан развитых обществ, в первую очередь из относительно слабо обеспеченных слоев.

В краткосрочном плане кризис "цифрового неравенства" будут пытаться изжить попытками стимулирования развития бедных стран в гуманитарно-ооновском стиле. Но их противоречие текущим интересам практически всех ключевых сил развитых стран и сложность самой задачи обрекает их на неудачу.

Среднесрочные меры - попытки стимулирования "культурной экспансии" развитых стран для расширения информационных рынков за счет снятия "культурного барьера". Поневоле посягая на цивилизационную идентичность осваиваемых обществ, они разрушают слабых и озлобляют сильных. Поэтому они связаны с другим среднесрочным способом смягчения кризиса - нагнетанием в мире напряженности для стимулирования военных (в широком смысле слова, то есть обеспечивающих безопасность общества) технологических разработок, которые остаются наиболее эффективным методом государственного стимулирования технологий.

Представляется совершенно очевидным, что данные подходы не могут быть признаны достаточными. Безусловно, не следует принимать во внимание апокалиптические прогнозы сравнительно безболезненной эвтаназии незападных цивилизаций, в том числе и потому, что в их в рамках ключевая проблема недостаточной для развития сложных и дорогих технологий емкости мировых рынков все равно не поддается решению.

Наиболее вероятный путь изживания кризиса "цифрового неравенства" - качественное удешевление и упрощение доминирующих технологий, а также переход к массовому применению качественно новых технологий, направленных на изменение человека (так называемый high-hume - в противовес традиционному high-tech). Помимо технологий управления и обучения, это биотехнологии (включая генную инженерию и применение стволовых клеток), а также социальные технологии, в сочетании с информационными вырастающие в своего рода "социальную инженерию".

Вопрос об областях применения этих "закрывающих" технологий (они "закроют" не только отрасли, но и, соответственно, целые страны), темпах их распространения и конкретном влиянии на глобальную конкуренцию остается открытым. Наиболее вероятным представляется их скрытое, не афишируемое распространение в успешных развивающихся странах, проявляющееся внешне через резкий рост производительности труда. Первоначально их явное распространение будет блокироваться транснациональными корпорациями (ТНК), но ухудшение конъюнктуры и обострение конкуренции может спровоцировать какую-либо из этих корпораций на их масштабное применение, что станет началом глобального технологического переворота. Социальные последствия последнего, как обычно при таких переворотах, представляются ужасными.

Однако, помимо "цифрового неравенства", значимым фактором кризиса "информационного перепроизводства" является появление и превращение "культурного барьера" в значимый фактор международной конкуренции. Это признак того, что разделение человечества идет еще и по цивилизационному признаку.

Социализм и капитализм конкурировали в рамках единой культурно-цивилизационной парадигмы. В частности, победу Западу принесло именно постепенное превращение революционно-мессианского сталинского общества во вполне буржуазное по своим ценностям и мотивациям брежневское. Экономический крах социализма и рыночные преобразования стали простым следствием этого превращения, неизбежным и в принципе автоматическим процесса приведения хозяйственного механизма в соответствие с характером общества.

Силовое поле, создаваемое противостоянием социализма и капитализма, удерживало в рамках единой культурно-цивилизационной парадигмы и преобразовывало в соответствии с ней весь мир. Исчезновение биполярной системы уничтожило это силовое поле, высвободив две новых, глобально значимых цивилизационных инициативы: исламскую, несущую мощный социальный заряд, и китайскую.

Конкуренция между цивилизациями

Международная конкуренция стремительно приобретает характер конкуренции между цивилизациями. Кошмарный смысл этого факта проще всего понять по аналогии с межнациональными конфликтами, разжигание которых является преступлением особой тяжести в силу их иррациональности: их сложно погасить, так как стороны существуют в разных системах ценностей и потому не могут договориться.

Участники конкуренции между цивилизациями разделены еще глубже. Они не только преследуют разные цели разными методами, но и не могут понять ценности, цели и методы друг друга. Финансовая экспансия Запада, этническая - Китая и религиозная - ислама не просто развертываются в разных плоскостях; они не принимают друг друга как глубоко чуждое явление, враждебное не в силу различного отношения к ключевому вопросу о власти, но в силу самого своего образа жизни. Компромисс возможен только в случае коренного изменения образа жизни, то есть уничтожения цивилизации как цивилизации.

Таким образом, сколь-нибудь широкомасштабный и длительный компромисс в конкуренции между цивилизациями в принципе невозможен. Эта конкуренция бескомпромиссна и нарастает даже при видимом равенстве сил и отсутствию шансов на значимый успех. Она иррациональна - и потому опасна и разрушительна. Каждая из трех великих цивилизаций, проникая в другую, не обогащает, но разъедает и подрывает ее (классические примеры - этнический раскол США и имманентная шаткость прозападных режимов в исламских странах). Возможно, ислам станет "ледоколом" Китая по отношению к Западу примерно так же, как гитлеровская Германия и, в конечном итоге, сталинский Советский Союз стали "ледоколом" рузвельтовских США по отношению к старым колониальным империям Европы - Франции и, в первую очередь, Англии.

Вместе с тем рассмотрение традиционного "треугольника цивилизационных сил" (Запад - исламский мир - Китай) становится все менее достаточным для понимания современной глобальной конкуренции. Похоже, мы присутствуем при в высшей степени драматическом акте начала разделения Запада, - при начале расхождения между Европой и США. Экономическая конкуренция играет здесь второстепенную роль: пагубная для европейской экономики агрессия против Югославии и события 11 сентября 2001 года, когда Евросоюз спасал американскую финансовую систему, доказывают, что для европейцев теснота экономических связей с США доминирует над экономической же конкуренцией с ними.

Размежевание, более всего видное в различном отношении к иракскому кризису (ставшим, без всякого сомнения, важнейшим катализатором этого размежевания), свидетельствует не о политическом, но о более тонком и глубоком - мировоззренческом, ценностном расхождении двух обществ.

Американское общество ориентировано прежде всего на обеспечение конкурентоспособности. Правило, мешающее ему достигать эту цель, отбрасывается как анахронизм. США - боксер, который не пользуется на ринге ножом не потому, что это не принято, а потому, что за это засчитают поражение.

Европейское же общество стремится жить по установленному своду исторически сложившихся принципов (в целом разумных и гуманных), обеспечивающих ему комфорт. Это обрекает его на пассивность, догматичность, коллаборационизм - вчера перед лицом "советской угрозы", сегодня перед лицом склонного к экспансии исламского мира - и, соответственно, на относительную слабость в мировой конкуренции. Однако торопиться списывать Европу со счетов, даже с учетом ее внутренней неэффективности и разнородности, - значит совершать безусловную ошибку. Коллаборационизм и склонность к уклонению от конфликтов могут спасти ее, все более склоняющуюся к тютчевскому "А мы попробуем спаять его любовью, - а там посмотрим, что прочней", от вовлечения в широкомасштабные разрушительные конфликты.

При сопоставлении конкурентоспособности цивилизаций важно учитывать, что современные технологии парадоксальным образом придают новую жизнеспособность архаичным социальным организмам, которые:

В силу архаичности или примитивности не воспринимают многие разрушительные для современных социальных механизмов технологии (так, традиции - лучшее оружие против пропаганды), и защищены от ряда современных вызовов (так, пренебрежение правами человека позволяет запретительно жестоко карать за наркоторговлю и оргпреступность);

Эффективно совершенствуют современные технологии (так, именно во время иранской революции впервые было применено многократное наложение магнитофонных записей религиозных призывов, качественно повышающее эффективность воздействия этих призывов на толпу);

Применяют современные технологии в отношении масс людей, еще не адаптировавшихся к ним, что кардинально повышает эффективность воздействия;

Получают расширяющуюся социальную базу в силу возникновения технологического разрыва между странами и внутри развитых обществ и увеличения из-за этого доли людей, не имеющих жизненных и социальных перспектив (так, ислам занимает нишу, освобожденную коммунизмом, принимая на себя его социально-психологическую функцию стремления к справедливости).

Ужесточение конкуренции

Ухудшение конъюнктуры ужесточает конкуренцию: в эпоху процветания она ведется за лишний кусок, в эпоху кризисов - за выживание. 90-е годы ХХ в. представляли собой эпоху бурного и самодовольного процветания развитых стран, победивших в "холодной войне", за счет переваривания ресурсов побежденной социалистической системы.

Представляется принципиально важным отметить, что одним из ресурсов, наряду с капиталами, рабочей силой и технологиями является и платежеспособный спрос. Дополнительным фактором процветания 90-х годов стало высвобождение ресурсов развитых стран, отвлекавшихся на обеспечение безопасности (и порождавших относительно меньший по объему конечный спрос), и переброска их на потребление. Эта переориентация ресурсов стала одной из важных причин замедления технологического прогресса в 90-е годы. Основным направлением развития стала потребительская реализация технологических принципов, созданных в годы "холодной войны". Создание же новых технологических принципов, являющееся основой прогресса, как можно понять, практически прекратилось.

Вместе с тем 90-е годы ХХ в. были и эпохой глобальной конкуренции.

Экономическая интеграция и снятие барьеров на рынках, дошедшие в эпоху глобализации до своего логического завершения, сделали глобальную конкуренцию всеобъемлющей и всепроникающей, превратив ее в ее собственную противоположность: из инструмента воспитания, развития и стимулирования неэффективных экономик в орудие их массового уничтожения.

На глобальных рынках, лишенных внутренних барьеров (как между регионами, так и между торгуемыми благами), в силу естественного развития появились глобальные монополии, которые немедленно начали загнивать. Плоды этого загнивания первоначально (в ходе мирового финансового кризиса 1997-1999 гг.) удалось отбросить в более слабые, развивающиеся страны, но уже с весны 2000 г. неблагополучие охватило и развитые экономики.

Другое убедительное проявление загнивания глобального монополизма - прекращение автоматического ослабления основных проблем мира (бедности, неграмотности, болезней, дискриминации, загрязнения окружающей среды) по мере увеличения богатств. 90-е годы ХХ в. стали первым десятилетием новейшей истории, когда экономические успехи человечества "в целом" сопровождались серьезным усугублением его конкретных проблем.

Это - признак объективной необходимости смены парадигмы развития.

Принципиально важно, что описанные тревожные симптомы проявлялись, если можно так выразиться, "в тепличных условиях" - на подъеме мировой экономики. Ухудшение мировой конъюнктуры ведет к ужесточению глобальной конкуренции и приобретению ей более разрушительного (для ее слабых участников) характера. В свете этого прогнозы двукратного роста мирового потребления энергоресурсов к 2020 г. (и, соответственно, угрозы возникновения их дефицита) представляются признаком высокой вероятности разрушения экономик стран Юго-Восточной Азии, на долю которых приходится основная доля прироста энергопотребления, их стратегическими более развитыми конкурентами. В предположении успеха "стратегии сдерживания" Юго-Восточной Азии мировое потребление, например, нефти к 2010 г. вырастет лишь на 17-20%, в то время как ее потребление в США - на треть.

Общим следствием ужесточения конкуренции является сужение возможности ее более слабых участников. Любое менее эффективное производство будет уничтожаться; соответственно, в конкуренции смогут участвовать обладатели либо уникальных преимуществ, либо наивысшей эффективности производства. (Здесь речь идет о коммерческой, рыночной эффективности, включающей эффективность технологий не только производства, но и управления, позиционирования на рынке и т.д. - вплоть до злоупотребления лоббированием, монополизмом и информационно-пропагандистскими технологиями, включая прямой обман).

На глобальных рынках подобное ужесточение конкуренции означало бы физическое устранение большей половины человечества как занятого в заведомо неэффективных производствах. Нереальность столь значимой катастрофы заставляет предположить, что выход будет найден. Его наиболее вероятное и уже наметившееся направление - переход от глобализации к регионализации: разделение единого общемирового рынка на систему региональных рынков, в рамках которых относительно менее эффективные общества в силу снижения остроты конкуренции смогут не только существовать, но даже и развиваться.

В начале ХХ в. этот переход осуществлялся исключительно болезненным образом - за счет разрушительных мировых войн; есть основания полагать, что в настоящее время он будет существенно более мягким, а границы между региональными рынками - значительно менее жесткими.

Вместе с тем нельзя не отметить, что, чем слабее будут общества того или иного региона, тем более проницаемыми будут его экономические границы для глобальной конкуренции, - и, соответственно, тем менее эффективной будет регионализация.

Принципиально значимым направлением ужесточения глобальной конкуренции является дополнение конкуренции на рынках сбыта более жесткой конкуренцией на рынках ресурсов. Россия столкнулась с ней, когда обнаружила, что способность производить лучшие в мире, например, военные самолеты не значит почти ничего без способности обеспечить для их производства необходимые людские, финансовые и материальные ресурсы, перетекающие в иные сферы производства. Оказалось, что без помощи государства нельзя произвести из отличного металла просто хорошую машину: этот способ использования металла относительно менее эффективен, чем используемый конкурирующими производствами - и, значит, металл достанется им. То же самое происходит и с технологиями, рабочей силой, управленцами, интеллектом и финансами. Так, ужесточение глобальной конкуренции за финансовые ресурсы выливается для слабых стран в давление на них для либерализации валютного регулирования, облегчающей перелив капиталов в более привлекательные развитые страны.

Россия все еще располагает двумя уникальными преимуществами: пространством, позволяющим обеспечить необходимую мировой торговле трансевразийскую железнодорожную магистраль, и минеральными ресурсами, являющимися последней нетронутой природной кладовой мира. Однако общее ужесточение конкуренции за ресурсы развития означает, что нашему обществу уже в ближайшее время предстоит доказывать свою способность если не использовать эти ресурсы, то хотя бы владеть ими.

Так, наше право на уникальную возможность создания трансевразийской железнодорожной магистрали поставлено под сомнение укоренением влияния США в Средней Азии в результате целого ряда уступок нынешнего руководства России. В складывающихся условиях США и Китай имеют все необходимые предпосылки для того, чтобы уже в ближайшие годы договориться о маршруте железнодорожного транзита, огибающего Россию, - разумеется, не из "вредности", но из простого и естественного стремления избежать бюрократического паралича, нарастающего на ее территории. Это лишит российское общество важнейшего интегрирующего фактора и превратит его из потенциального моста между Европой и Юго-Восточной Азией в совокупность никому не нужных окраин значимых участников глобальной конкуренции - Европы, Китая, исламского мира.

Освоение природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока под международным, а не российским контролем и вовсе является в мире темой оживленных дискуссий, как минимум с 1996 г. При этом обобщение картин идеального мироустройства, к которому стремятся ключевые участники глобальной конкуренции, дает примерно одинаковую схему. По ней власть российского государства ограничена европейской частью России1 , в которой сформировано вполне европейское по внешнему антуражу государство - своего рода гибрид излюбленных нынешним и прошлым поколениями российских либерал-реформаторов Португалии и Польши. Ресурсы же Сибири и Дальнего Востока находятся под внешним контролем и эксплуатируются авторами соответствующего подхода. ТНК даже готовы платить налоги через Москву - частью ради поддержания внешней цивилизованности в "Московии", частью в силу заведомо более выгодных условий ведения бизнеса. Ведь понятно, что выбить уступки из российских властей для транснациональных корпораций заведомо проще, чем из любого относительно демократического (то есть учитывающего мнение населения) государства относительно развитой страны.

Крупные российские корпорации, уже вынужденные позиционироваться в поле описанных интересов, как правило, ориентируются на интересы Запада как наиболее близкого цивилизационно и как единственного участника глобальной конкуренции, ориентированного на развитие бизнеса.

Предстоящее столкновение интересов Запада (в котором США и Евросоюз, вполне вероятно, будут действовать порознь), Китая и исламской цивилизации на территории России должно как минимум регулироваться и балансироваться российским государством, которое одно из участников конкуренции способно осознавать специфику осваиваемой территории.

Важным и до сих пор недооцениваемым фактором глобальной конкуренции за ресурсы представляется изменение климата. Его масштабы, скорость и причинность еще долго будут оставаться полем дискуссий, но наличие его изменений сознает любой человек с не отшибленной преобразованиями памятью. Изменение климата создаст угрозу уничтожения для многих благополучных обществ, обладающих значительными ресурсами и способными использовать их для изъятия "климатической ренты" у слабых обществ, которые изменение климата переместит в более благоприятные условия. К первым относятся, например, США и многие исламские государства, ко вторым - например, Россия.

Существенно, что, чем более отдаленной будет эта отчетливо осознаваемая угроза, тем больше времени будет у соответствующих обществ для реакции на нее и тем жестче и последовательней будет эта реакция, слабым провозвестником которой можно считать беспрецедентно жесткое давление Евросоюза на Россию по поводу ратификации Киотского протокола, осуществляемое по целому ряду каналов. В силу бесспорности изменения климата указанная реакция, как представляется, успеет в полной мере проявиться в ближайшие 10 и тем более в ближайшие 20 лет.

Дробление субъектов конкуренции

Важный фактор глобальной конкуренции - расширение спектра ее субъектов, в том числе и за счет труднонаблюдаемых и даже вовсе не поддающихся наблюдению структур.

Так, весомой надгосударственной силой уже давно стали ТНК. Как правило, в конечном счете они стремятся к реализации интересов "страны базирования". Вместе с тем они занимают в мировой экономике "положение сильного", соответствующее положению США среди других стран, в силу чего их интересы, идеология и стиль ведения конкуренции наиболее близки к американским. Важно и то, что США создали наиболее совершенный механизм симбиоза крупных корпораций с государством, в силу чего их политика и интересы если и не совпадают, то, во всяком случае, дополняют друг друга наиболее гармоничным образом.

Значительная часть ТНК действует в рамках далеко не всегда формализованных и часто принципиально не поддающихся наблюдению групп и союзов. В сочетании со слабостью системы наблюдения за мировой экономикой и транснациональным бизнесом в целом это в большинстве случаев делает последнего неуязвимым для национальных и международных бюрократий "невидимкой".

Субъектом мировой конкуренции становятся также отдельные регионы тех или иных стран, которые в силу обладания значимыми ресурсами и эффективного управления оказываются более успешными, чем их страны в целом.

Значительную, хотя и скрытую роль в глобальной конкуренции играют разнообразные структуры, действующие внеэкономическими методами (многие из них стремятся не к прибыли, но к власти или влиянию в чистом виде).

Это религиозные и преступные организации, а также самостоятельные негосударственные структуры, ориентированные на решение отдельных проблем (как, например, антиглобалистское и экологические движения).

В эту же группу организаций входят спецслужбы ряда стран (в том числе и развитых), обладающие значительной степенью самостоятельности2 .

Источником этой самостоятельности является распространенная более широко, чем это может быть признано, практика "самофинансирования спецопераций"3 (как представляется, во многом подпитывающая мировую наркоторговлю, нелегальную торговлю оружием и технологиями) и реализация слишком деликатных интересов не допускающих огласки методами (причем эти интересы носят как национальный, так и частный характер, включая интересы корпораций и частные интересы высших лиц соответствующих государств и спецслужб).

Упрощение коммуникаций, позволившее создавать эффективные сетевые структуры, распределенные не только в географическом, но и в правовом отношении (что минимизирует и юридический риск), резко повысило влиятельность всех негосударственных участников мировой конкуренции. Оно впервые позволило оказывать весьма значительное влияние на общество и отдельно взятому, не образующему никакой организации человеку, без них обреченному на полное бессилие.

Новая структура конкуренции практически не подвергается анализу; применение к ней стандартных подходов делает получаемые выводы неадекватными.

Современная глобальная конкуренция (частным, хотя и фундаментальным случаем которой является конкуренция между цивилизациями), ведется разнородными субъектами, преследующими несопоставимые цели и действующими разнородными методами. В силу фундаментальных различий в системе ценностей и образе действия они не способны понять друг друга, а значит - прийти к долгосрочному (не тактическому, заключаемому ради достижения локальной цели) соглашению.

Их общая цель - влияние на развитие человечества.

В бизнесе эту роль выполняет прибыль, но глобальная конкуренция носит надэкономический характер и ведется за навязывание миру своей модели развития. Материальные блага оказываются не более чем побочным, хотя, безусловно, и полезным следствием успеха. В этом современная глобальная конкуренция напоминает биологическую: ее смыслом является экспансия в чистом виде4 .

При сопоставлении сил участников глобальной конкуренции следует ориентироваться не столько на масштаб их деятельности (хотя он сам по себе служит важным ресурсом - залогом устойчивости), сколько на масштаб "ликвидных", относительно быстро высвобождаемых ими для достижения той или иной цели ресурсов. Учитывать надо все ресурсы, в том числе организационные, интеллектуальные и коммуникативные. Совершенно незаменимыми представляются такие ресурсы, как технологии управления обществом и склонность к агрессии (ибо стратегическая оборона и в условиях глобализации остается единственным гарантированным путем к поражению).

Трансформация систем управления

Распространение технологий формирования сознания в корне подорвало эффективность не приспособленных к ним общественных и корпоративных систем управления. Их общими пороками стали самопрограммирование, отрыв от реальности, сосредоточение на пропаганде вместо решения реальных проблем и отгораживание от общества. Но вызов, брошенный им технологиями формирования сознания не менее десятилетия назад, породил стремление к восстановлению внутренней целостности управляемого общества хотя бы по отдельным значимым параметрам. Это стремление порождает усиление делегирования ответственности и перенос внимания с трансформации традиционных пирамидальных организационных структур в конструирование сетевых структур. Управление последними идет не столько прямыми воздействиями, сколько изменениями среды их функционирования (в первую очередь их информационной и финансовой компонент).

Нельзя исключить, что, наряду с осознанным совершенствованием систем управления людьми, происходит и их стихийная эволюция как некоторых целостностей, элементами которых являются образующие их менеджеры и, что не обязательно, управляемые структуры.

Сохранение общественной идентичности

В ближайшее десятилетие первичным условием конкурентоспособности общества станет уже не эффективность госуправления, как сейчас, но сохранение общественной идентичности. Особую роль будет играть совершенствование и поддержание устойчивой системы общественных ценностей, действенно мотивирующих общество к достижению успеха в глобальной конкуренции.

Общество, не сознающее себя как обособленная целостность, участвующая в жестокой конкуренции, равно как и общество, господствующая в котором система мотивации не ориентирована на коллективный успех, обречены на поражение и разрушение. Пример дает не только СССР, но и ряд "конченых стран", еще четверть века назад представлявших собой хотя и не самые развитые, но все же стабильные, единые и обладающие определенными позитивными перспективами территории.

Самоидентификация советского народа, базировавшаяся на жертвах гражданской и Великой Отечественной войн, а также на коллективном успехе в период "оттепели" (социальный, технологический и идеологический прорыв, символом которого стал полет Ю.Гагарина), разрушилась в период горбачевской "катастройки". Сегодня Россия стоит перед необходимостью обретения новой самоидентификации, что, как показывает история, не представляет собой принципиально неразрешимой задачи.

Так, самоидентификация американского общества была подорвана не только перед гражданской войной 1861-1865 гг., но и совсем недавно - в результате вьетнамской войны, в конце 60-х годов ХХ в. (когда обращенный к Никсону лозунг "объедините нас!" был не только предвыборным преувеличением).

Восстановление самоидентификации российского общества, "обретение субъектности", нужда в которой остра уже сейчас, может идти только на базе идеи "конструктивного реванша" в глобальной конкуренции и путем глубокой реидеологизации общества. Идеология одна способна соединить социальные и национальные группы в единый коллектив, сплоченно участвующий в мировой битве за рынки и ресурсы, а в конечном счете - за перспективу. Она же - единственный генератор энтузиазма, удесятеряющего как физические и административные, так и интеллектуальные силы общества.

Идеология принципиально отличается от религии и национализма открытостью, готовностью привлекать всех потенциальных союзников. Возникнув первоначально в социальном качестве, как орудие классовой борьбы, идеология по мере развития общественных отношений расширилась до понятия "образа жизни", блестяще реализованного в США и не до конца - в советском обществе. "Образ жизни" как идеология позволяет свести отторгаемых членов общества к минимуму, к тем, кто действительно несовместим с его целями и ценностями. Тем самым, обеспечивая наибольшую целостность, идеология обеспечивает и наиболее полное использование человеческих ресурсов данного общества.

Исключительная идеологизированность общества - одна из фундаментальных причин успешности США.

Еще в 1837 г. начинающий политик А.Линкольн впервые выдвинул тезис о необходимости "политической религии", почитающей Конституцию и законы США как религиозную догму.

Впоследствии, после жестокой и разрушительной гражданской войны, в ходе которой на своей территории широко применялась тактика "выжженной земли" американское общество сумело выработать такую "гражданскую религию", вводящую религиозную жесткость и нормативность в сферу важных для выживания общества вопросов его внутренней жизни. Объединяя людей разных вероисповеданий на основе их верности интересам общества, она стала прототипом современных общественных идеологий.

Предпринимаемая в России попытка восстановления целостности общества пока, насколько можно судить, остается в целом контрпродуктивной. После краха идеологии, ориентированной на складывание "новой исторической общности людей - советского народа", и попыток заменить ее заведомо непригодной для всего общества идеологией торжествующих спекулянтов, общественное самосознание упало на первичный, национальный уровень. Так как для многонациональной страны это смертельно опасно, государство (если забыть об анекдотических попытках ельцинского периода)5 инстинктивно попыталось обеспечить общественное единство на более высоком, чем национальный, уровне - на уровне религии.

Действительно, исторически Россия не только сохранилась в период феодальной раздробленности и татаро-монгольского ига, но и развивалась до создания Петром Первым национальной бюрократии именно на религиозной основе. Но путь, который был передовым еще каких-то пять веков назад, сегодня ведет в никуда: Россия соединяет представителей всех великих религий мира и атеистов. Деление на более чем сотню национальностей менее разрушительно, чем на несколько конфессий, из-за:

Размытости национального чувства (особенно у преобладающей нации - русских), сглаженного далеко зашедшим формированием наднациональной общности - советского народа;

Количественного и особенно культурного доминирования русских, хотя и подрываемого массовым вторжением более активных и сплоченных беженцев с постсоветского пространства;

Того, что разделение на множество относительно небольших групп, сдерживающих и уравновешивающих друг друга, меньше угрожает целостности, чем разделение на несколько крупных групп, неизбежно жестко отделяющихся друг от друга.

Идеологии, способной объединить и укрепить российское общество, в явном виде пока не существует. Между тем многие косвенные признаки - и, в частности, недооцениваемый интеллигентными наблюдателями оглушительный успех проекта "Владимир Путин" образца конца 1999 г. - начала 2000 г. - позволяют предположить, что основы этой объединяющей и мотивирующей идеологии уже стихийно выработаны обществом. Ее суть, как представляется, заключается в гармоничном соединении неотъемлемых насущных прав личности и необходимости патриотизма как единственного инструмента обеспечения этих прав в глобальной конкуренции. Понимание необходимости этих компонент достаточно четко, так как унаследовано от советского общества, которое последовательно и в целом успешно реализовывало их. Сегодня это идеология выработана на уровне ощущений и понимания и нуждается лишь в артикуляции, являющейся неотъемлемой функцией общественной элиты.

Подобно тому, как государство является мозгом и руками общества, элита представляет собой совокупность людей, участвующих в принятии значимых решений либо являющихся примерами для подражания - служит его центральной нервной системой, отбирающей побудительные импульсы и передающей их соответствующим группам социальных мышц.

Сегодняшняя российская элита не справляется со своими обязанностями даже не столько из-за развращенности длительным грабежом и разрушением собственной страны, сколько из-за вызванного этой развращенностью обессиливающего цинизма.

Отсутствие идеалов и энтузиазма, неспособность воодушевлять общество на решение ключевых задач делает российскую элиту совокупностью ничего не желающих (кроме личного благосостояния) и ничего не могущих "пикейных жилетов".

Поэтому категорическое требование выживания России в глобальной конкуренции - обновление элиты в процессе артикуляции ею уже нащупанной обществом созидательной идеологии. Представляется принципиально важным, что общественное требование "смены элиты" было одним из ключевых мотивов путинского проекта. Однако оно не было реализовано в силу того, что на фоне элиты, которую смогло создать новое руководство страны, старая, ельцинская элита выглядела едва ли не как образец эффективности и ответственности. В результате реальной смены элит не произошло: ельцинская элита осталась у власти как единственно возможный в сложившейся ситуации гарант относительной общественной стабильности.

В процессе этого обновления общественная элита, помимо воодушевления, должна обрести и адекватность. Значение столь банального требования обычно недооценивается, хотя для современной российской элиты, привыкшей к немыслимому еще 10 лет назад уровню комфорта в обмен на реализацию интересов более сильных участников глобальной конкуренции (вместо национальных интересов), то есть прямому предательству, оно означает среди прочего и значительные материальные жертвы.

В частности, критерием практической патриотичности национальной элиты является форма ее сбережений: какими бы высокими мотивами не руководствовались ее члены, как целое она обречена действовать в интересах сохранения и приумножения собственных активов (материальных или нематериальных - влияния, статуса и репутации в значимых для нее системах, доступа к контактам и информации и так далее). Если эти активы носят чужеродный характер для соответствующего класса или общества или контролируются его стратегическими конкурентами, элита начинает реализовывать их интересы, окончательно превращаясь в условиях глобальной конкуренции в коллективного предателя общественных или классовых интересов6 .

Как минимум это означает, что адекватная элита должна хранить личные средства в национальной валюте, а не в валюте своих стратегических конкурентов7 и стремиться к признанию своим народом, а не иностранными элитами.

Кроме того, она должна сознавать с беспощадной ясностью и полнотой, что в современных условиях глобальной конкуренции дружба возможна между народами, а между странами и обществами бывает только конкуренция.

Не вызывает никаких сомнений, что сегодняшняя Россия не соответствует этим требованиям и потому обречена на поражение в глобальной конкуренции. Чтобы изменить свое будущее, надо изменить саму Россию.

Примечания

1 Границы этой "Московии" у различных участников глобальной конкуренции различны: одни готовы оставить нам Урал и все равнины Северного Кавказа, другие отрицают права России даже на Поволжье.

2 Здесь не рассматривается случай их разложения, обособления от государства и превращения фактически в самостоятельные корпорации, хорошо знакомый большинству читателей - разумеется, по литературе.

3 Классический пример - сделка "Иран-контрас": для вызволения захваченных дипломатов спецслужбы США продавали Хомейни оружие для войны с Ираком, направляя прибыль антисандинистским партизанам в Никарагуа.

Существенно, что эта операция, противореча всем (еще действовавшим в то время) нормам мирового права, соответствовала интересам США. Освобождение их граждан осуществлялось за счет истощения стратегических противников США в регионе (Ирана и Ирака) и способствовало борьбе против третьего врага - революционной Никарагуа.

Характерно, что, несмотря на все попытки раздуть скандал по внутриполитическим причинам, он был погашен, а выявленные виновники получили достаточно мягкое наказание.

4 Первым на это указал признанный герой и непризнанная жертва диссидентского движения А.Сахаров.

Классический пример - "казус Милошевича", который практически не сопротивлялся агрессии НАТО против Югославии в значительной степени потому, что материальные активы его семьи были размещены частью непосредственно в этих странах, а частью - в валютах этих стран. Успешные ответные удары, например, по Германии привели бы к обесценению средств в наличных марках и безналичных евро. Другим примером может служить крах Японии в начале 90-х годов, когда в мире было два "финансовых пузыря" - в Японии и США, и один из них надо было "прокалывать". Именно японская элита приняла решения, приведшие к "проколу" японского "пузыря", от которого японская экономика, еще недавно самая динамичная в мире, так и не смогла оправиться. Причина проста - японские капиталы глубоко проникли в американскую экономику, освоили американский рынок и справедливо считали главным условием своего успеха процветание именно США, на рынок которых они работали, получая за это мировую резервную валюту, а не Японии.

Однако ярчайший случай предательства классовых интересов из-за утраты контроля за собственными активами (причем нематериальными) дает нам царская охранка, практически создавшая организованное революционное движение в России (самая массовая и энергичная революционная партия - эсеры - не то что контролировалась, но и управлялась охранкой). В результате ради расширения собственного влияния (и финансирования) охранка раздула революционный костер, при первом же серьезном кризисе превратившийся в пожар, который смел все общественное устройство.

6 Отсюда, в частности, следует стратегическая обреченность исламского проекта, лидеры которого, в отличие от США, ЕС и Китая, хранят средства в валютах своих стратегических конкурентов и потому не могут эффективно противодействовать последним.

Для комментирования необходимо зарегистрироваться на сайте

Глобализация рисков.

Взаимосвязанность предполагает, что все мы уязвимы перед нарушениями в мировых потоках населения, капитала и технологий. Но существуют, по меньшей мере, два дополнительных элемента глобализации рисков, которые могут помочь нам лучше понять механизмы взаимосвязанности в сфере глобальных рисков.

Первый элемент – «сжатие» рисков: перенос отрицательных внешних эффектов производственного процесса, например, вреда окружающей среде или человеческих потерь, из одного региона в другой. Во-первых, перенос производств в регионы с менее строгими законодательными рамками сам по себе увеличивает количество отрицательных внешних эффектов, связанных с такими производствами. Во-вторых, перенос рисков может оказаться обманчивым, если отрицательные последствия воздействуют на всю глобальную систему в целом или если потери компенсируются иным путем. Глобализация капитала настолько опередила глобализацию управления, что доходы по капиталу идут отдельно от затрат на окружающую среду и другие сферы.

Вторым элементом является «гомогенность» рисков. Например, такие хронические заболевания, как болезнь сердца, рак или диабет, которые традиционно считались наиболее распространенными в развитых странах, все больше поражают развивающиеся страны. По мере того, как образ жизни людей в разных странах неизбежно становится все более схожим, эти тенденции схожести рисков, скорее всего, продолжатся.

Другим примером служат глобальные пандемии. Одним из последствий увеличения гомогенности рисков является тот факт, что повышается эффективность общих координированных действий по снижению рисков.

До появления термина «глобальная конкуренция» широко использовалось понятие «территориальная конкуренция», сущность которой состояла в том, что конкурировали две или более территории при осуществлении внешней торговли или шла борьба за новые рынки, за обладание ресурсами. Однако чтобы понять особенность глобальной конкуренции, необходимо четко представлять основные характеристики процесса глобализации, поскольку в дефиниции «глобальная конкуренция» определяющим является термин «глобальная». Конкуренция, понимаемая как процесс, присутствует до тех пор, пока не возникает произвольных препятствий для входа на рынок.

М. Портер, описывая секреты успеха глобальных компаний, подчеркивает, что если международная компания желает добиться серьезного успеха, ей придется превратиться из мультилокального конкурента (который дает возможность отдельным филиалам независимо конкурировать на различных местных рынках) в глобальную организацию, которая ориентирует всю мировую систему производственных и рыночных позиций на борьбу с конкуренцией. Таким образом, М. Портер подчеркивает изменения как характера деятельности субъекта глобальной конкуренции, так и самой сущности этого субъекта. Однако четкого определения глобальной конкуренции М. Портер не дает.

Такие средства конкуренции, как снижение издержек, повышение качества и расширение ассортимента товаров и услуг, становятся своеобразным локомотивом глобализации. Американский экономист Дж. Гаррет считает, что растущая конкуренция в мировой торговле является одним из трех главных механизмов глобализации. М. Делягин полагает, что «глобальная конкуренция – это вырожденная конкуренция эпохи глобализации, ведущаяся в условиях доминирования глобальных монополий, на объединяющихся рынках как экономическими, так и неэкономическими мерами, носящая жесткий, всеобъемлющий характер и ведущая к неотвратимой деградации слабейших участников».

На основе использования основных положений теории пространственной конкуренции можно дать самое общее определение глобальной конкуренции. Глобальная конкуренция – это конкуренция, игнорирующая государственные границы, т.е. субъекты конкуренции приходят извне, находя объекты приложения в данной стране. Действительно, в современных условиях деятельность относительно крупных корпораций включает освоение нетрадиционных (в географическом плане) для них рынков, или попытки внедрения на рынки, уже поделенные другими компаниями. С другой стороны, приходится защищаться от конкурентов, приходящих извне. Таким образом, компания должна выстраивать свою стратегию и как оборонительную, и как наступательную. По мнению английского экономиста Д. Маршалла, «на наших глазах мировой порядок, который характеризовался господством конкурирующих друг с другом "национальных капитализмов", уходит в прошлое, а на его место приходит новый порядок, который создает транснациональный капитализм». Полагаем, что становление глобальной конкуренции прошло несколько этапов вслед за развитием самого явления глобализации. Критерием этих этапов следует считать перерастание количественных характеристик явления в его качественные изменения. Необходимо различать понятия «глобальная конкуренция» и «конкуренция на глобальном (мировом) рынке». Отличие одного от другого проходит на основе возможности (невозможности) создавать свое рыночное пространство. Таким образом, можно уточнить определение глобальной конкуренции – это конкуренция, игнорирующая государственные границы и дающая возможность сформировать свое рыночное пространство для конкретного субъекта.

Во-вторых, в конкуренцию вмешиваются и наднациональные органы. Так, Европарламент запрещает иностранным компаниям скупать газовые и электрические предприятия в Европе. Понятно, что подоплёка этого – не допустить российский «Газпром» на европейский рынок. Одновременно с этим российский банк ВТБ готов продать пакет акций аэрокосмической корпорации ЕАDS, так как европейцы не захотели допустить Россию к участию в производстве «Аэробусов». Однако в большинстве случаев речь идет о стратегически важных отраслях. Можно сделать вывод, что усиливаются скрытые методы протекционизма как на национальном, так и на наднациональном уровне.

В-третьих, проявление глобальной конкуренции имеет четко выраженный национальный оттенок. Под этим тезисом мы понимаем то, что представители далеко не каждой страны участвуют в глобальной конкуренции.

В-четвертых, поскольку любая конкуренция – это процесс, глобальная конкуренция, как конкуренция вообще, имеет тенденцию перерастания в свою противоположность – монополию. Сегодня наблюдается процесс создания, прежде всего транснациональными компаниями, структур олигополистического типа. В странах с развитой экономикой можно наблюдать появление во многих (если не в каждой) отраслях двух-трех доминирующих компаний, которые сталкиваются между собой (конкурируют) на рынках всех стран.

Михаил Делягин в труде «Мировой кризис» описывает основные принципы теории глобальной конкуренции. Это конкуренция эпохи глобализации, ведущаяся в условиях доминирования мировых монополий, на объединяющихся рынках не только экономическими методами. Она носит жесткий всеобъемлющий характер и ведет к деградации слабейших участников. В международных отношениях «дружба существует между народами, а между обществами и странами доминирует конкуренция». Глобальная конкуренция приобретает межцивилизационный характер.

В долгосрочной перспективе глобальная нестабильность будет возрастать. Экспансия является неотъемлемой чертой рыночной экономики: цели развития доминируют над целями сохранения status quo. Соединенные Штаты имели во Второй мировой войне стратегическую цель - обеспечить свободный доступ национальной экономике к новым рынка сбыта за счет разрушения политических барьеров и деколонизации. Новый экономический порядок создал условия для глобальной конкуренции, где победили американские монополии.

При прогнозировании экономического развития России и других восточноевропейских стран учитываются в основном внутренние факторы и ресурсы. Влияние мировой экономической, политической и информационной среды игнорируется или слабо учитывается, что превращает традиционное прогнозирование в опасный инструмент самоуспокоения.

В начале XX столетия мировая экономика достигла исключительно высокой интеграции, к которой системы политического управления оказались не готовы. В результате устранения внутренних барьеров на рынках обострилась конкуренция между развитыми странами, что явилось одной из причин развязывания Второй мировой войны.

После войны экономический рост обеспечивался за счет дальнейшего преодоления сегментации мирового рынка, пока окончание «холодной войны» не покончило с ней окончательно. Однако новая интеграция преимущественно на рынке информационных услуг породила новые непреодолимые проблемы и новую волну сегментации между успешными и неразвитыми странами - между богатым «золотым миллиардом» и бедными.

Рост эффективности информационных технологий привел к классическому «кризису перепроизводства» информационных услуг и структурному кризису мировой экономики. Суммарные инвестиции (друг в друга) Соединенных Штатов, Европейского Союза, Японии и других стран - членов Организации экономического сотрудничества и развития (Парижский клуб) обеспечивают 95% общего объема прямых иностранных инвестиций. Такая самоизоляция лишает их новых рынков сбыта. Наблюдается «информационное перепроизводство» в условиях неожиданно возросшей ограниченности емкости глобальных информационных рынков. Зависимость Запада от остального мира ограничена преимущественно энергетическими и трудовыми ресурсами. Среди последних предпочтения отдаются интеллектуальным ресурсам и ресурсам для компенсации демографического кризиса.

Расширение глобальных рынков сдерживается бедностью населения и социокультурными барьерами в развивающихся странах. Технологии пропаганды и даже обработки информации не всегда воспринимаются при другой цивилизационной парадигме. Ограничение рынка сбыта ведет к сокращению притока ресурсов для дальнейшего прогресса информационных технологий Запада. Это в свою очередь порождает внутренние проблемы и частичную маргинализацию среднего класса в развитых странах, где система социального обеспечения, особенно в США, ориентирована, в конечном счете, на фондовый рынок. Кризис «цифрового неравенства» между богатыми и бедными странами возможно преодолеть за счет качественного удешевления и упрощения доминирующих технологий.

Глобальная конкуренция ведется разнородными субъектами, преследующими несопоставимые цели и действующими различными методами.

Активными и влиятельными участниками глобальной конкуренции стали многочисленные негосударственные и внеэкономические организации, в том числе:

мировые цивилизации;
транснациональные корпорации;
неправительственные организации;
отдельные регионы;
религиозные организации;
экологическое движение;
антиглобалистское движение;
преступные организации;
криминальный бизнес;
спецслужбы и др.

Однако их деятельность в большинстве случаев взаимоувязана с государственной политикой. Американская администрация целенаправленно создавала неправительственные организации для развития демократии и «гражданского общества» как форпосты своего влияния в отдельных регионах мира.

Важным фактором международной конкуренции становится разделение человечества по цивилизационному признаку («социокультурным барьерам»). Исчезновение биполярной системы уничтожило силовое поле, создаваемое противостоянием социализма и капитализма, и высвободило новые глобально значимые цивилизационные инициативы. Здесь особенно выделяются несущие мощный социальный заряд исламская и китайская цивилизации. В результате международная конкуренция стремительно приобретает характер межцивилизационной конкуренции. Ее участники разделены глубже, чем народы одной цивилизации. Они не только преследуют разные цели разными методами, но и не всегда могут понять другие ценности. Глобальная конкуренция между мировыми цивилизациями проявляется в распространении финансово-экономической экспансии Запада, религиозной (исламской) экспансии и этнической экспансии Большого Китая (с учетом мирового сообщества китайской диаспоры). При этом, по нашему мнению, эти экспансии происходят в разных плоскостях многомерного коммуникационного пространства Земли.

Каждая из трех великих цивилизаций, проникая в другую, не обогащает, а подрывает ее основы. Возможно, ислам станет «ледоколом» Китая по отношению к Западу по аналогии со сталинским Советским Союзом, выполнившим эту роль для рузвельтовских США по отношению к старым европейским колониальным империям (Великобритании и Франции).

Для глобальной конкуренции, кроме цивилизационной триады Запад-Ислам-Китай, важное значение приобретает не сколько экономическая конкуренция, а мировоззренческое размежевание между Европой и США. Американское общество ориентировано преимущественно на обеспечение конкурентоспособности, а старая Европа стремится жить по исторически сложившимся гуманным принципам, обеспечивающим комфорт. Это обрекает ее на коллаборационизм по отношению к экспансии исламского радикализма, как в прошлом перед лицом «советской угрозы». Однако склонность к уклонению от конфликтов может спасти Европу от вовлечения в широкомасштабные разрушительные конфликты.

В мире происходит ужесточение конкуренции за счет ухудшения конъюнктуры. Конкуренция на рынках сбыта дополняется острой конкуренцией на рынках ресурсов (материальных, финансовых и людских). В 1990-е годы Запад испытал период бурного и самодовольного процветания за счет ресурсов побежденного «социалистического лагеря». Дополнительным фактором процветания стало высвобождение ресурсов развитых стран, отвлекавшихся в прошлом на обеспечение национальной безопасности, и переброска их на потребление. Эта переориентация замедлила технологический прогресс.

Бурная экономическая интеграция эпохи глобализации сделала глобальную конкуренцию не только всепроникающей, но и превратила ее в собственную противоположность. Из инструмента стимулирования неэффективных экономик она превратилась в орудие их массового уничтожения. Ужесточение глобальной конкуренции может привести к физическому устранению большей части человечества, занятого в «неэффективном» производстве с точки зрения западных критериев.

Субъектами глобальной конкуренции становятся региональные сообщества. Разделение глобального рынка на систему региональных рынков будет способствовать развитию менее эффективных национальных экономик в силу снижения остроты конкуренции. При этом чем слабее будет экономика того или иного региона, тем менее эффективна будет регионализация. Региональная экономическая интеграция может быть успешной при наличии сильного участника глобальной конкуренции. Субъектами глобальной конкуренции становятся отдельные регионы, обладающие более значимыми ресурсами и эффективным управлением, чем их страна в целом, например, штат Калифорния (США) или Шанхай (КНР).

В результате глобализации лозунг «Обогащайтесь!» перестал быть эффективным рыночным механизмом человеческого развития. В глобальной конкуренции конкурента можно победить с помощью информационных технологий формирования общественного сознания, об этом пойдет речь в главе 4.

В ближайшем будущем основными субъектами глобальной конкуренции будут США и Китай. Бывшие претенденты на лидерство в этой борьбе сошли с дистанции. 1990-е годы практически были полностью потеряны для Японии и Восточной Европы. Японская экономика, совершившая экономический рывок на основе модели «догоняющего развития» и заимствования западный технологий, не смогла создать собственные технологические принципы, что закрыло ей путь на высший уровень мировой технологической пирамиды. Тем более это касается Юго-Восточной Азии, находящейся в полной технологической зависимости от высокоразвитых стран. Регион исчерпал потенциал индустриальной модели «догоняющего развития», так как наступила новая информационная эпоха, требующая новых подходов и ресурсов развития.

Мусульманская цивилизация является наряду с Западом и Китаем третьим основным участником конкуренции цивилизаций. По мнению Делягина, демографический фактор не позволит этой цивилизации потерпеть окончательное поражение, но ресурсная (технологическая) недостаточность не даст одержать победу.

Дано определение категории «глобальная конкуренция» и выявлено ее место в системе видов конкуренции. Показано, что истоки категории глобальной конкуренции лежат в теории пространственной конкуренции. Пространственная конкуренция -это конкуренция производителей (продавцов товаров) за долю пространства рынка в условиях несовершенной конкуренции путем влияния на цену. Глобальная конкуренция – конкуренция, игнорирующая государственные границы, т.е. субъекты конкуренции приходят извне, находя объекты приложения в данной стране. Становление глобальной конкуренции прошло несколько этапов, вслед за развитием самого явления глобализации. Критерием этих этапов следует считать перерастание количественных характеристик явления в его качественные изменения. Необходимо различать понятия глобальная конкуренция и конкуренция на глобальном (мировом) рынке. Отличие одного от другого проходит на основе возможности (невозможности) создавать свое рыночное пространство

глобальная конкуренция

пространственная конкуренция

1. Глобализация мирового хозяйства / под ред. М. Осьмовой, А. Бойченко. - М. : ИНФРА-М., 2006. - С. 7.

2. Делягин М. Россия в глобальной конкуренции. Мировой кризис: общая тория глобализации. - М. : ИНФРА-М, 2003. - С. 273.

3. Отчет по состоянию цементного рынка России [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.rucem.ru/?fn_mode=fullnews&fn_id=2578 (дата обращения: 18.04.2012).

4. Портер М. Конкуренция: пер с англ. : учеб. пособ. - М. : ИД «Вильямс», 2000. - С. 293-294.

5. Реут А., Чайка Ф. Европа строит «железный занавес» для русского капитала // Известия. -2007. - 12 июля.

6. Шихалёв С.Л., Зобова Л.Л., Шабашев В.А. Теория пространственной конкуренции как основа определения пространства товарного рынка. - Кемерово: Практика, 2007. - С. 54.

7. Hotelling H. Stabiliti in Competition // Economic Journal. - 1929. - Vol. XXXIX. - № 39.

Введение

Новые явления в мировой экономике, которые получили название «глобализация» естественным образом привели и к появлению новых терминов. К ним, в частности, относится и понятие «глобальная конкуренция». При этом авторы многих публикаций рассматривают то, как действуют субъекты мирового рынка в условиях глобальной конкуренции, но не дают определения этого явления. Между тем, чтобы понять каков должен быть алгоритм поведения отдельного субъекта или страны в целом в изменившихся условиях, надо иметь четкое представление о сути самого явления.

Что скрывается за термином «глобальная конкуренция» - это всеобщая, всепроникающая конкуренция, «борьба всех против всех», или конкуренция на глобальных рынках, или конкуренция основных субъектов глобального рынка? Единой общепризнанной точки зрения нет. Нет однозначного ответа и на вопрос о том, с какого времени можно употреблять данный термин, когда проявилась в полном объёме глобальная конкуренция. Можно ли утверждать, что она проявилась в связи с деятельностью транснациональных компаний? Но в таком случае спорными являются и большинство тезисов о последствиях названной конкуренции, которые можно свести к двум противоположным группам - конкуренция в эпоху глобализации угасает либо становится более ожесточенной. Иначе говоря, вопросов больше, чем ответов. При этом, поскольку явление глобальной конкуренции молодое, как и сама глобализация экономики, пока можно говорить о тех тенденциях, которые присутствуют в настоящее время. Таким образом, целью исследования является определение категории «глобальная конкуренция» и ее места в системе форм конкуренции.

Поскольку глобальная конкуренция априори связана с некой трансграничностью экономических процессов на глобальном экономическом пространстве, мы полагаем, что ответы на поставленные вопросы надо искать в теории пространственной конкуренции.

Методы исследования

Термин «пространственная конкуренция» заключает в себе дихотимию, т.е. наличие двух составляющих - пространства и конкуренции. Каждое из них должно быть подвергнуто анализу с точки зрения основных постулатов экономической теории. Эта, казалось бы, простая экономическая посылка наталкивается изначально на существенную трудность. Состоит она в том, что в экономической теории фактор пространства учитывается редко. При рассуждениях о формах конкуренции в классическом понимании часто это явление рассматривалось безотносительно пространственного аспекта, за исключением случаев, когда факторы пространственного размещения могли воздействовать на цены факторов производства. В экономической теории фактор пространства не рассматривался как теоретически существенный, считалось, что он представляет собой экзогенную переменную, за которой не признавался статус неотъемлемой характеристики функционирования экономической системы.

Появление в конце 20-х годов ХХ века теории монополистической конкуренции, в которой присутствует понятие пространственной дифференциации, дало толчок к появлению исследований пространственного аспекта конкуренции. А практическая проблема реализации товаров на рынках стимулировала рост этих теоретических исследований.

Результаты исследования и их обсуждение

Общеизвестно, что модель пространственной конкуренции рассматривает эффект, который оказывает пространство на ценообразование и общее равновесие, когда фирмы рассредоточены и цены транспортировки играют существенную роль в конечной цене. Обращаем внимание на то, что существует американская и европейская традиции изучения пространственной экономики вообще и пространственной конкуренции в частности. К европейской традиции относятся исследования прежде всего немецких ученых, заложивших основы теории. Первым ввел в экономику термин «пространственная конкуренция» Г. Хотеллинг в 1929 году. Он пришел к выводу, что при монополистической конкуренции фирма, находящаяся в положении квазимонополиста, создает свое рыночное пространство . Следствием этой посылки явилось появление термина «пространственная конкуренция», под которой подразумевают возможное поведение субъекта на возможном пространстве рынка и влияние пространства (то есть расстояния) на цену.

Американская традиция своими истоками имеет работы Дж. Кларка и Ф. Феттера (1924). Современные исследования представлены работами М. Портера, П. Кругмана, Дж. Стиглера.

Под пространственной конкуренцией мы полагаем конкуренцию производителей (продавцов товаров) за долю пространства рынка в условиях несовершенной конкуренции путем влияния на цену .

Субъектами пространственной конкуренции являются, как правило, крупные предприятия, разделенные в пространстве (то есть находящиеся на разных территориальных рынках). Объектом пространственной конкуренции выступает доля рынка, протяженная в пространстве.

Естественно возникает вопрос о месте пространственной конкуренции среди традиционных форм конкуренции. Данный вид конкуренции можно рассматривать как поведенческую конкуренцию в условиях несовершенной конкуренции. Полагаем, что необходимо различать «пространственную конкуренцию» и «конкуренцию на пространстве рынка». Критерием такого деления является возможность (или её отсутствие) создания собственного рыночного пространства субъектами конкуренции. Конкуренция на пространстве рынка означает, что традиционные формы и типы конкуренции проявляются на заранее сформированном (т.е. уже существующем рынке). В результате пространственной конкуренции фирма может расширить (увеличить) поле своей деятельности. Поскольку, как известно, конкуренция приходит извне.

До появления термина «глобальная конкуренция» широко использовалось понятие «территориальная конкуренция», сущность которой состояла в том, что конкурировали две или более территории при осуществлении внешней торговли или шла борьба за новые рынки, за обладание ресурсами. Однако чтобы понять особенность глобальной конкуренции, необходимо четко представлять основные характеристики процесса глобализации, поскольку в дефиниции «глобальная конкуренция» определяющим является термин «глобальная». При этом подчеркнем, что и конкуренцию надо рассматривать как процесс. Конкуренция, понимаемая как процесс, присутствует до тех пор, пока не возникает произвольных препятствий для входа на рынок.

М. Портер, описывая секреты успеха глобальных компаний, подчеркивает, что если международная компания желает добиться серьезного успеха, ей придется превратиться из мультилокального конкурента (который дает возможность отдельным филиалам независимо конкурировать на различных местных рынках) в глобальную организацию, которая ориентирует всю мировую систему производственных и рыночных позиций на борьбу с конкуренцией . Таким образом, М. Портер подчеркивает изменения как характера деятельности субъекта глобальной конкуренции, так и самой сущности этого субъекта. Однако четкого определения глобальной конкуренции М. Портер не дает.

М. Делягин полагает, что «глобальная конкуренция - это вырожденная конкуренция эпохи глобализации, ведущаяся в условиях доминирования глобальных монополий, на объединяющихся рынках как экономическими, так и неэкономическими мерами, носящая жесткий, всеобъемлющий характер и ведущая к неотвратимой деградации слабейших участников» . Но это определение описывает, скорее, характер глобальной конкуренции, чем определяет её сущность. Некоторые зарубежные исследователи предлагают использовать новый термин для современной конкуренции - «гиперконкуренция».

Обращаем внимание на то, что разработка теоретических аспектов глобальной конкуренции идет вслед за практикой. Для полного осмысления и объяснения этих процессов пока недостаточно времени. Поэтому наши выводы носят предположительный характер. Хотя тенденции уже можно проследить.

На основе использования основных положений теории пространственной конкуренции можно дать самое общее определение глобальной конкуренции. По нашему мнению, глобальная конкуренция - это конкуренция, игнорирующая государственные границы, т.е. субъекты конкуренции приходят извне, находя объекты приложения в данной стране.

Действительно, в современных условиях деятельность относительно крупных корпораций включает освоение нетрадиционных (в географическом плане) для них рынков, или попытки внедрения на рынки, уже поделенные другими компаниями. С другой стороны, приходится защищаться от конкурентов, приходящих извне. Таким образом, компания должна выстраивать свою стратегию и как оборонительную, и как наступательную.

По мнению английского экономиста Д. Маршалла, «на наших глазах мировой порядок, который характеризовался господством конкурирующих друг с другом "национальных капитализмов", уходит в прошлое, а на его место приходит новый порядок, который создает транснациональный капитализм» .

Полагаем, что становление глобальной конкуренции прошло несколько этапов вслед за развитием самого явления глобализации. Критерием этих этапов следует считать перерастание количественных характеристик явления в его качественные изменения.

Рис. 1. Место глобальной конкуренции в системе форм конкуренции.

Необходимо различать понятия «глобальная конкуренция» и «конкуренция на глобальном (мировом) рынке». Отличие одного от другого проходит на основе возможности (невозможности) создавать свое рыночное пространство. Таким образом, можно уточнить определение глобальной конкуренции - это конкуренция, игнорирующая государственные границы и дающая возможность сформировать свое рыночное пространство для конкретного субъекта.

Можно выделить ряд отличительных черт конкуренции в эпоху глобализации. Во-первых, усиление роли государства, выражающееся в поддержке деятельности национальных компаний на мировых рынках. Так, в Германии создается специальный орган по противодействию российским компаниям. Все основные страны Евросоюза устанавливают ограничения на ввоз ряда товаров: сельхозпродукция, сталь, текстиль и т.п. Власти отдельных государств внутри Евросоюза ограничивают доступ к распределительным сетям даже друг для друга . Основным результатом глобализации является расширение конкуренции с уровня фирмы до уровня правительства. В настоящее время экономический потенциал места гораздо больше зависит от институциональных параметров, которые в значительной степени формируются под влиянием правительства. Можно сделать вывод, что глобальная конкуренция характеризуется и как «институциональная конкуренция». Если страны хотят привлечь на международном уровне мобильные факторы производства, правительства стран должны вступать в институциональную конкуренцию с иностранными правительствами.

Во-вторых, в конкуренцию вмешиваются и наднациональные органы. Так, Европарламент запрещает иностранным компаниям скупать газовые и электрические предприятия в Европе. Понятно, что подоплёка этого - не допустить российский «Газпром» на европейский рынок. Одновременно с этим российский банк ВТБ готов продать пакет акций аэрокосмической корпорации ЕАDS, так как европейцы не захотели допустить Россию к участию в производстве «Аэробусов». Однако в большинстве случаев речь идет о стратегически важных отраслях. Можно сделать вывод, что усиливаются скрытые методы протекционизма как на национальном, так и на наднациональном уровне.

В-четвертых, поскольку любая конкуренция - это процесс, глобальная конкуренция, как конкуренция вообще, имеет тенденцию перерастания в свою противоположность - монополию. Сегодня наблюдается процесс создания, прежде всего транснациональными компаниями, структур олигополистического типа. В странах с развитой экономикой можно наблюдать появление во многих (если не в каждой) отраслях двух-трех доминирующих компаний, которые сталкиваются между собой (конкурируют) на рынках всех стран.

Уровень развития и состояния конкурентной среды варьируется в зависимости от отрасли или рынка, что связано с различными условиями функционирования, историей и этапом развития отрасли, ценовой ситуацией, ее изменениями и множеством других значимых факторов. Это требует разработки специальных мер развития конкуренции в отдельных отраслях.

Например, цементная промышленность находится в числе самых быстрорастущих мировых индустрий. На примере этой отрасли можно проследить, как конкуренты создают свое рыночное пространство путем проникновения на рынки других стран. Сегодня Россия занимает пятое место в мире по объемам производства цемента, уступая Китаю, Индии, США и Японии.

В марте 2012 года импорт цемента в Россию составил 195,7 тыс. тонн. По сравнению с аналогичным периодом прошлого года произошел «взлёт» поставок импортного цемента более чем в два раза - размер увеличения составил 102,1 тыс. тонн. Основной вклад в этот рост внесло увеличение поставок цемента в Россию из Турции - наиболее значимого источника цементного импорта. В марте 2012 года из Турции было завезено 65,7 тыс. тонн цемента, что в 2,2 раза выше, чем в том же месяце предыдущего года . Таким образом, темп роста турецкого импорта оказался почти таким же, что и темпы роста всего цементного импорта в Россию за тот же период из всех стран. При этом сама Россия стала импортировать цемент не только из традиционных стран-партнеров в данной отрасли (Украина), но также из Китая и Монголии. Приведенные данные хорошо иллюстрируют тезис о формировании своего рыночного ареала субъектами глобальной конкуренции.

Из документа об обязательствах РФ при вступлении в ВТО по доступу на рынок товаров следует, что Россия снизит пошлины на импорт цемента с 5 до 3%, т.е. почти в 2 раза. В момент вступления в ВТО ставка в 5% может быть сохранена, но уже в 2013 году она должна быть понижена до 3%. Можно ожидать, что снижение пошлины с 5 до 3% будет способствовать увеличению поставок импортной продукции. С одной стороны, это усилит конкуренцию между российскими производителями, с другой - усилит конкуренцию между отечественными и импортными производителями. В этих условиях необходима косвенная поддержка национальных производителей со стороны государства.

Выводы

Одной из основных черт экономической глобализации является ее трансграничность, поэтому анализ категории «глобальная конкуренция» должен быть связан с теорией экономического пространства. Методология пространственной экономики позволила дать определение глобальной конкуренции как конкуренции, игнорирующей государственные границы, т.е. субъекты конкуренции приходят извне, находя объекты приложения в данной стране. Такой подход позволяет различать глобальную конкуренцию и конкуренцию на глобальных рынках и не ставить между ними знак равенства. Одной из характерных черт глобальной конкуренции является усилении роли государства во внешнеэкономической деятельности, что в свою очередь требует определения уровня государственного вмешательства.

Рецензенты:

Шабашев В.А., д.э.н., профессор, заведующий кафедрой экономической теории экономического факультета Кемеровского государственного университета, г. Кемерово.
Сурнин В.С., д.э.н., профессор кафедры региональной экономики экономического факультета Кемеровского государственного университета, г. Кемерово.

Библиографическая ссылка

Зобова Л.Л., Орлова Е.К. ГЛОБАЛЬНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ КАК РАЗНОВИДНОСТЬ ПРОСТРАНСТВЕННОЙ КОНКУРЕНЦИИ // Современные проблемы науки и образования. – 2012. – № 4.;
URL: http://science-education.ru/ru/article/view?id=6765 (дата обращения: 15.01.2020). Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»